Привет студент

2 Нарастание противоречий между короной и парламентом в первой половине XVII века

2.1 Яков I Стюарт и парламент

Первое отличие царствования Якова Стюарта от правления Елизаветы Тюдор, которое обращает на себя внимание при изучении этой эпохи - редкость созывов парламентов и краткость сессий. За годы правления Якова I парламент в Англии созывался всего четыре раза, в то время как при Елизавете это происходило регулярно - через каждые три года. Кроме того, парламенты Якова отличает крайне нерегулярный график созывов. Только первый его парламент (1604-1611) относительно долго, в течение семи лет, сохранял свои полномочия. За эти семь лет прошло пять сессий, в общем составлявших около двух лет. Все остальные парламенты были очень непродолжительны. Парламент 1614 г., вошедший в историю как «бесплодный парламент», заседал всего два месяца, после чего был распущен, а парламент 1625 г. и того меньше. Распустив парламент в 1614 г. король вновь вынужден был обратиться к помощи народного представительства только в 1621 г., т.е. после шести с половиной лет беспарламентского правления. Можно предположить, что если бы корона не нуждалась в субсидиях, беспарламентское правление могло продлиться до конца жизни монарха. Уже одно это обстоятельство говорит о том что, отношения между королём и парламентом были весьма сложные. Тем удивительнее, что зарубежные историки часто склонны преуменьшать или вообще не видеть этой конфликтной ситуации, объясняя имевшие место конфликты в парламенте отдельно взятыми, не взаимосвязанными между собой инцидентами. Согласно развиваемой ими концепции, корона через членов Тайного совета^{1 *} и лордов верхней Палаты контролировала деятельность Палаты общин и могла влиять на настроения ее членов. Конфликты в парламентах этого периода объясняются, в основном, отсутствием единства в самой Палате общин, противостоянием различных политических групп. Так, Джон Морил, не детализируя проблемы, писал: «Яков I, несмотря на серьезные недостатки в характере и суждениях, во всех отношениях преуспел в своем правлении. У него были некоторые разногласия с парламентом, или, во всяком случае, с отдельными членами Парламента, но они по большей части были беспочвенными и носили временный характер»². Конечно, нельзя отрицать наличие в английском парламенте различных групп по интересам - религиозным, политическим, экономическим, это также могли быть родственные либо территориальные объединения. Единство взглядов различных групп при обсуждении отдельно взятого вопроса далеко не всегда служило свидетельством общности их интересов. Однако у парламентариев наблюдалась и общность взглядов по ряду проблем, например, по вопросу о сохранении прав и свобод парламента вопреки стремлению короны к их ограничению. Это единство проявилось уже при первом созыве парламента, который своей речью открыл Яков I Стюарт 19 марта 1604 г. Дело о выборах в Бэкингемшире, рассматриваемое общинами 22 марта, можно считать отправной точкой в начале дебатов. Суть заключалась в следующем: ещё при Елизавете нижняя палата присвоила себе право проверять выборы и выбирать парламентариев на свободные вакансии³. Созывая свой первый парламент, Яков издает прокламацию, где строго запрещает избирать в Палату общин ограниченных в правах лиц. Он добавляет: «Если кто-либо, не будучи избран законным образом, в согласии с существующими на сей счет актами и статутами и в соответствии с целями, содержанием и истинным смыслом настоящей прокламации, осмелится занять в парламенте место рыцаря или горожанина, то всякий подобный нарушитель закона должен быть подвергнут денежному штрафу или тюремному заключению»⁴. Королевская прокламация недвусмысленно приравнивалась здесь к закону, причем в столь важном пункте, как право быть избранным. Одним из членов палаты общин от Бэкингемшира стал сэр Френсис Гудвин. Однако лорд-канцлер⁵, при рассмотрении кандидатур, в суде Канцелярии⁶ признал сэра Френсиса ограниченным в правах. Его кандидатура была отклонена, а в Бэкингемшир выслан новый список для голосования, по которому был избран сэр Джон Фортескью, канцлер герцогства. На следующий день сэр Френсис Гудвин был вызван в Палату общин и допрошен. Согласно первоначальной версии, Гудвин и Флитвуд были избраны в Палату общин до того, как Гудвин был объявлен ограниченным в правах. Повторный список (по которому вместо Гудвина был избран Фортескью) был послан в Бэкингемшир и вернулся обратно до 19 марта (начало работы парламента), что позволило обосновать законность притязаний Фортескью на место в палате общин. Флитвуд выступал на стороне Гудвина. Он говорил, что «хотя он был ограничен в правах, он все еще способен дать хороший совет...» ⁷. Кроме того, Флитвуд утверждал, что первый список не возвращался в Лондон до 19 марта, следовательно, второй список был незаконен, ибо он не мог быть выслан до возвращения первого. При голосовании Палаты общин большинством голосов легитимным было признано избрание сэра Френсиса Гудвина, который и занял свое место. Но тут высказала несогласие Канцелярия, которая выступила в поддержку прав сэра Джона Фортескью. Суд Канцелярии настаивал, что восстановить сэра Френсиса Гудвина в правах можно лишь на конференции с участием представителей обеих палат и судей. Однако нижняя палата отказалась от участия в подобной конференции. Как сказал спикер⁸ Палаты общин сэру Эдуарду Коку⁹, «Палата [общин] не имеет желания обсуждать эту тему с лордами»¹⁰. Палате общин пришлось создать специальный комитет, состоявший из 12 юристов и 36 рыцарей и горожан, который заседал в присутствии членов Тайного совета. В конференции также принимали участие Судьи суда Канцелярии и сам Яков. Компромисс не был найден, что вынудило короля самому разрешить сложившуюся ситуацию. 11 апреля он повелел обоим кандидатам освободить спорное место и назначить перевыборы. Кроме того, за палатой общин было закреплено право самостоятельного решения вопросов, связанных с выборами и их результатами. Как писал Д. Юм: «Подобного рода право, весьма важное для осуществления всех других прав парламента, которые сами по себе столь необходимы для защиты народных свобод, нельзя счесть незаконным покушением со стороны общин: в нем следует видеть неотъемлемую привилегию, счастливо избавленную от двусмысленного положения, в котором оказалась она из-за небрежности предшествующих парламентов»¹¹. Яков, согласившись вернуть Палате общин право самостоятельного принятия решений по поводу кандидатур, подлежащих замене во время перерыва в работе парламента, недальновидно утратил тот механизм, который мог помочь установлению контроля над работой Палаты общин. Речь идет о бесконфликтном, законном удалении неугодных коммонеров. После этого в руках у короля остались только карательные и принудительные методы: заключение слишком рьяных защитников парламентских свобод в Тауэр и роспуск парламента в целом при неверной направленности дебатов.

Выступая перед парламентом впервые, король подробно излагает программу своего царствования, делая акцент на пропаганде англо- шотландской унии. «Я - Муж, а весь Остров целиком — моя Жена; я — Голова, а это мое Тело; я — Пастух, а это мое стадо. Я надеюсь поэтому, что никто не будет безрассудно думать, что мне, Христианскому Королю, чтящему Евангелие, следует быть Многоженцем, то есть мужем двум женам; что мне как Голове подходит раздвоенное Тело чудовища; или что как Пастуху столь прекрасного Стада (чей загон не имеет другой ограды, кроме четырех Морей) мне нужно разделить его на две части»¹². Речь короля в парламенте, скорее, насторожила его членов своей помпезностью и туманностью содержания, нежели внесла ясность в планы короля относительно объединения двух британских государств. Речь оставила неопределенными вопросы, касающиеся будущего английского и шотландского парламентов, судьбы судебно-административной системы этих государств, характера торговых и экономических связей между ними, возможных религиозных преобразований и совместимости шотландской пресвитерианской церкви с англиканской. «Объединение ставило новые проблемы конституционно-политического характера, особенно важные для Англии, где в условиях начавшегося кризиса абсолютизма вопросы сущности и границ королевской прерогативы и прав парламента оказались объектом борьбы между короной и парламентом»¹³. На момент открытия первого парламента Яков не имел чёткого плана реализации Англо-шотландского проекта в решении данной проблемы он больше полагался на своих английских советников — Роберта Сесила¹⁴ (графа Солсбери), а также на Ф. Бэкона. Бэкон лучше короля понимал всю сложность проблемы объединения, как и то, к каким пагубным последствиям для обоих королевств может привести необдуманная политика короны в этом направлении. Поэтому он, как и граф Солсбери, стремился удержать короля от поспешного принятия важных решений в этом вопросе, рекомендуя на первых порах ограничить процесс объединения принятием нового названия для англо-шотландского королевства. Именно от Бэкона исходила идея переименовать англо-шотландское королевство в Великобританию. В то же время P. Сесил советовал королю создать специальную комиссию для разработки программы унии. Подсказанные советниками предложения в первую очередь обсуждались в Тайном совете, затем в палате лордов и они одобрили эту идею Палатой лордов 16 апреля 1604г. была издана Декларация, в которой говорилось о нецелесообразности сохранения старых названий для объединившихся британских королевств и необходимости утверждения единого названия для Англии и Шотландии. Предлагалось объединить эти два народа общим названием «Великобритания». В декларации оговаривалось, что возможные проблемы в связи с различиями английских и шотландских законов, обрядов, церемоний, вопрос о таможне и т.п. должны рассматриваться специальными уполномоченными представителями различных сословий¹⁵.

Что касается Палаты общин, предложение о создании двусторонней комиссии в принципе не вызвало возражений, но идея об изменении веками существовавшего названия королевства породила бурю протеста в парламенте и была незамедлительно отвергнута, так как, по мнению коммонеров, смена названия повлечет за собой ряд негативных последствий и приведет к падению приоритета Англии, отраженного в сущности названия. Ф. Бэкон безуспешно стремился убедить коммонеров, что с отказом от привычного названия Англия не утратит своего величия и международного статуса. Он заверял членов парламента, что речь идет лишь об углублении союза, а король вовсе не собирается открывать двери Англии для всех шотландцев. Ему, однако, не удалось повлиять на мнение парламентской оппозиции. «Название есть признак вещи, — подчеркивает один из лидеров оппозиции, - а мы еще не знаем, каким будет государство» ¹⁶. Пик дебатов в парламенте по вопросу о переименовании королевства пришелся на 20 апреля 1604 г. Результатом стало решение Палаты общин не заниматься рассмотрением вопроса о переименовании королевства до тех пор, пока не будут разработаны основные принципы и определены цели объединения двух британских королевств. В отказе парламента утвердить предложение о переименовании Яков увидел ущемление прерогатив короны. Внести ясность в этом вопросе должна была назначенная парламентами обеих стран англо-шотландская комиссия. Свою работу комиссия начала в октябре 1604 г. в Вестминстере. Король, не дожидаясь результатов работы комиссии 20 октября 1604 г. издает прокламацию, в обход парламента утверждающую за королем объединенного англо-шотландского королевства титул короля Великобритании, хотя незадолго до этого парламентом было отвергнуто предложение короны о предоставлении королю данного титула, как и сама идея переименования королевства. Однако эта прокламация всё же не разрешила вопроса об объединении. Яков, понимая это, был возмущён и задавался вопросом, почему простая смена названия государства вызывала такое неприятие его новых поданных. Представляется, что этому могло быть две причины. Во-первых, опасение парламента, что уступка короне в этом вопросе будет воспринята как одобрение будущей программы унии в целом, тем более, что ее содержание еще никому не было известно. Во-вторых, Яков утверждал что «не имел никакого намерения осуществлять изменения основных законов, привилегий, и таможни государств, но он надеялся, что все виды уставов и таможни могли бы быть сведены воедино»¹⁷. Именно смешение английских законов с шотландскими, основанными на римском праве, и потому более отвечающими абсолютистским устремлениям Якова, в итоге изменило бы до неузнаваемости английское законодательство. В парламенте не без оснований боялись, что римские, то есть шотландские законы вступят в противоречие с английскими законами, основанными на общем праве. Парламентарии считали, что таким образом монарх сможет полностью подчинить Англию своей власти. Не достигнув соглашения, парламентарии отложили решение данного вопроса до следующей сессии. Палата общин проявляла твердость и настойчивость не только в вопросе англо-шотладского объединения, но и в отстаивании своих экономических интересов. Прежде всего, члены Палаты общин настаивали на отмене многочисленных монополий. Практика выдачи монополий зародилась в Англии в 50-х гг. XVI в., а к началу правления Якова проникла во все сферы жизни¹⁸. На раннем этапе монополии имели положительное для английской экономики значение, поскольку были направлены на поддержание малораспространенных ремесел и отраслей английской промышленности. В последние десятилетия XVI - начале XVII вв. ситуация изменилась. «Уже в 80-е гг. XVI в. выдача монопольного патента из способа поощрения какой-то определённой, мало распространенной в Англии отрасли промышленности, стала средством обогащения короны либо поощрения определенных лиц из королевского окружения» ¹⁹. Почти вся английская торговля сосредоточилась в Лондоне, и мы обнаруживаем, что таможенные сборы лондонского порта составляли 110 тысяч фунтов в год, тогда как все прочие порты королевства давали лишь 17 тысяч фунтов. Всю лондонскую торговлю контролировали около двухсот горожан, которым было совсем нетрудно, сговорившись между собой, устанавливать выгодные им цены на любые предметы вывоза и ввоза²⁰. Не удивительно, что в Палате общин горели желанием скинуть это ярмо. Они пытались поступить так ещё при Елизавете, но королева не пошла дальше отмены нескольких видов монополий. Яков продолжил политику своей предшественницы, исходя из принципа «Священного права королей», не считал нужным реагировать на замечания парламента и отказываться от столь прибыльной для короны продажи монопольных патентов. Та же судьба ожидала попытку освободить нацию от неудобств, связанных с преимущественным правом короля приобретать товары по льготным ценам. Прерогативой этой чрезвычайно злоупотребляли поставщики двора, и общины изъявили намерение предложить королю 50 тысяч фунтов в год за ее отмену. Таким образом, мы можем видеть, что с самого начала правления Якова между королём и парламентом возникли разногласия. В конце первой парламентской сессии, 20 июня 1604 г. была обнародована Апология Палаты общин - документ, призванный улучшить представление нового короля о Палате общин, ее целях и настроениях. Поскольку «в первом парламенте счастливого царствования величества вашего привилегии нашей Палаты, а тем самым вольности и прочное существование самого королевства, опасность в большей степени и в худших формах, кажется нам, чем когда-либо с начала существования парламента»²¹. Несмотря на вежливую форму обращения и заверения в абсолютной преданности, Апология по существу – явный вызов политической теории Якова Стюарта, её неприятие. Вспомним убеждённость Якова в том, что все привилегии монарх своим поданным дарует лично и только по своему желанию. Авторы Апологии заявили ему: «наша просьба к вам при вступлении в парламент о предоставлении нам права пользоваться нашими привилегиями является чисто формальной и не уменьшает наших прав... они являются нашим правом и законным наследием не в меньшей мере, чем наши земли и имущество»²². Следовательно, их нельзя отнять, как нельзя отобрать имущество. В этом заявлении, кстати, кроется и право на неприкосновенность имущества. Что опять же идет в разрез со словами Библии, в которых Яков черпал уверенность в своём праве распоряжаться имуществом подданных, хотя позже и предостерегал сына от чрезмерного пользования этой привилегией. Кроме того, парламент покушается на ещё одно право, которое с точки зрения короля принадлежит только ему – вводить новые законы. Ведь составители Апологии утверждают что Палата общин «издает законы для всех других органов государства, сама же не получает ни от какого другого органа ни законов, ни приказов»²³. Выходит, что мало может пригодиться в английских землях умение быть справедливым судьёй. Ведь, по убеждению Якова, монарх может быть справедливым судьёй, только если сам издал закон, получив его из уст Бога.

Очевидно, что авторы этого документа вспоминали прецедент с Гудвином, когда отмечали специальной строкой: «…Палата общин является единым компетентным судьей относительно отчетов по выборам и относительно правильности избрания всех членов, входящих в эту Палату.… И ни канцлерство, и ни какая-либо иная Палата не имели и не должны ни в какой форме иметь какой-либо юрисдикции по указанным вопросам» ²⁴. Так же они отстаивали депутатскую неприкосновенность: «Избранные… лица во время заседаний парламента, а также в течение его созыва и каникул, не подлежат каким-либо притеснениям, аресту или тюремному заключению»²⁵. Все эти политические требования должны были подвести короля к единственной верной мысли: он может править только совместно с двумя палатами парламента лишь это единство обеспечивает наличие в стране верховного органа, без которого не возможно законное управление. Палата общин твердо заявила, что отрицать их вольности права для «достоинства, свободы и авторитета высокого парламента Вашего Величества, так и, следовательно, для прав всех подданных и для всего вашего королевства в целом… в высшей степени оскорбительно» ²⁶. Тем самым Палата общин подчеркивала, что власть смертного короля не является ни божественной, ни единоличной. Решительно отвергая сам принцип концепции Якова Стюарта, они потребовали, чтобы протест был занесён в протоколы «для сведения потомкам нашим». Очевидно для того, чтобы потомки знали, на что ссылаться при повторении подобной ситуации. Точно так же, в подтверждение своей правоты могли обратиться к статутам королевства. Прежде всего, к Великой хартии вольностей, которую многие из них продолжали считать краеугольным камнем английского парламентаризма. Можно сказать, в основе этого противоборства лежит спор о полномочиях короля. Целые отрасли государственной политики являлись прерогативой короны и не подлежали обсуждению ни со стороны парламента, ни со стороны отдельных подданных. В пределах своей прерогативы король мог действовать ни перед кем не отчитываясь, однако, границы прерогативы нельзя было назвать четкими. Несомненным представляется то, что вопреки развитой Яковом теории о неограниченном характере прерогатив короны, английское общество предусматривало ограничение королевской власти подданными, вне зависимости от конкретного понимания того или иного аспекта данной проблемы. В этом смысле показателен трактат Т. Вильсона. Он пишет: «Государю не принадлежит власть ни создавать законы, ни отменять их, делать это можно только по общему согласию всех в парламенте. Даже старший сын короля, являясь наследником, королевства, после смерти своего отца не может быть коронован без согласия парламента. Его привилегии... в том, чтобы объявлять войну, заключать мир, назначать по своему желанию должностных лиц, прощать уголовных преступников»²⁷. Противостояние касалось не только политических вопросов. Апология Палаты общин содержала в себе и экономическую программу. М. А. Барг охарактеризовал её следующим образом: «свободное неограниченное обращение собственности, огороженной привилегиями парламента от фискальных притязаний короны»²⁸. Нам представляется, он прав. Ведь, прежде всего просители желали: «…упразднения права опеки и других повинностей, связанных с этими опеками и держаний на правах рыцарской службы»²⁹. Это право давало королю возможность, кроме всего прочего осуществлять опеку над имуществом малолетних наследников. Регулирование гражданского оборота этих земель осуществляла Палата по делам опеки и отчуждений. Результаты её деятельности приводили даже к разорению отдельных семей. Большая часть англичан была бы рада выплачивать именно королю денежную компенсацию в размере «…постоянного и определенного дохода, который будет равен не только тому максимальному доходу, который получали от этого ваши предки, но также будет содержать довольно значительное добавление к нему, которое могло бы пойти на удовлетворение иных нужд нашего характера...»³⁰. Поскольку речь шла о собственности, то под её свободой подразумевалась отмена форм регулирования торговой и промышленной деятельности. Происходило это, прежде всего, по средствам раздачи монополий, отмены которых безуспешно пытались добиться члены парламента.

Составители Апологии Палаты общин рассмотрели также вопросы религии. «… Ваше Величество было введено в заблуждение, если кто-нибудь говорил вам, что английские короли имеют абсолютную власть, могут по своему личному усмотрению вносить изменения в религию или издавать какие-либо законы по вопросам религии каким-либо иным путем, чем на основании согласия парламента»³¹. Составители Апологии заостряли внимание монарха на этой проблеме, поскольку в Англии упорно распространялись слухи о склонности короля к католицизму. Данное обстоятельство служило пищей для всевозможных слухов об анти­ англиканских заговорах. Причем центр всех этих заговоров находился при дворе короля. В некоторой степени слухи можно считать обоснованными. Ни для кого не являлось тайной, что супруга Якова королева Анна тяготела к католицизму³². Англикане беспокоились совершенно напрасно. Яков был чужд религиозному фанатизму и радикалы, как с одной, так и с другой стороны не были ему нужны. Король заявляет об этом достаточно чётко: «Я никогда не был жесток и безрассуден в моей вере. Я признаю Римскую Церковь нашей Материнской Церковью, хотя и оскверненной некоторой порчей и искажениями, подобно Иудеям, когда они распяли Христа… Мой разум был всегда свободен от [желания] преследования или порабощения моих Подданных в вопросах Совести. Я надеюсь, приверженцы данной конфессии (т.е. католики) в этом Королевстве убедились с момента моего прибытия [сюда], что я был столь же далек от увеличения подобно Ровоаму³³ их бремени, сколь всячески стремился облегчить его, если время, случай или закон могли позволить»³⁴. Тогда же Яков предлагает парламенту пересмотреть антикатолическое законодательство с целью его смягчения. В то же время Яков указывал на два постулата католической доктрины, которые виделись ему совершенно неприемлемыми в политическом отношении. Первый пункт состоял, по словам короля, в утверждении «той надменной и амбициозной Супрематии их Главы, [Римского] Папы, исходя из которой он не только претендовал быть Духовным главой всех Христиан, но также обладать Верховной светской властью над Королями и Императорами, лишая Государей престола и короны, как ему заблагорассудится, распределяя все Королевства и Империи и распоряжаясь ими согласно своим аппетитам». Из этого логически вытекал другой важный постулат, вызывавший особо острое неприятие Якова, а именно: оправдание церковью убийства неправедного светского правителя. «Другой принцип, который они постоянно соблюдают на практике, заключается в убийствах и умерщвлении Королей, когда не считается грехом, но скорее делом во спасение, совершение всевозможных актов неповиновения и враждебности по отношению к своему естественному Суверенному Господину. Если его отлучают от церкви, его подданные освобождаются от своего долга верности [ему], а его Королевство отдается в жертву этому трижды коронованному Монарху, точнее Чудовищу, их Главе»³⁵. Обе идеи вступали в острое противоречие с доктриной суверенного государства вообще и свободной монархии в частности, то есть были прямо противоположны взглядам Якова I Стюарта. Такое положение дел свидетельствовало о невозможности для Англии возврата к католичеству: «ибо я не смог бы допустить прироста и размножения их Религии без того, чтобы, во-первых, не предать самого себя и свою собственную совесть. Во-вторых, не поступиться свободой всего этого острова, как в той его части, откуда я пришел, так и в той, где я нахожусь, сократив ее до прежнего рабского ярма, которое было сброшено еще до моего прихода сюда. И, в-третьих, не пожертвовав свободой Короны для своих потомков, которую я должен буду оставить под новым игом, получив ее свободной от своих Предшественников»³⁶. Итак, король публично пообещал сохранять неприкосновенность англиканской церкви, и можно было не сомневаться, что он сдержит слово, поскольку государственная английская церковь вписывалась в его абсолютистскую концепцию идеально. Однако, по словам А. Н. Савина: «страх перед католической угрозой и возвращением времени Марии Тюдор был воспринят англичанами от своих отцов»³⁷, поэтому представители парламента ещё раз напоминали Якову, что он король протестантской страны и его долг защищать англиканскую церковь. В то же время они успокаивали Якова: «Мы не заражены пуританским или броунистским духом и не замышляли ниспровержение существующего церковного порядка»³⁸. Коммонеры подчеркнули это обстоятельство, потому что во время путешествия Якова по Англии в 1603 г., на его имя была подана так называемая Тысячная петиция, которая требовала дальнейшего «очищения англиканской церкви от католических суеверий». Свое название петиция получила в честь того, что ее подписала тысяча протестантских священников. Можно предположить, что количество подписантов было все же округлено в угоду красивому названию. К примеру, Д. Юм указывает, что «не менее 750 священников упомянутой [пуританской] партии подписали петицию к королю по восшествии его на престол»³⁹. Структурно Тысячная петиция состояла из четырёх частей, каждая из которых соответствовала той области, В которой следовало, по мнению пуританских священников, навести порядок:

- Предложения по обрядовым вопросам. К примеру, предлагалось не использовать крестное знамение при крещении, конфирмации и прочих обрядах. Якова просили отменить поклоны при упоминании имени Иисуса. Священники сами должны были решать, носить им стихарь и камилавку или нет. Церковная музыка должна быть более строгой, укрепляющей дух молящихся; в церквях должно зачитываться лишь каноническое Писание. Кроме того, вовсе необязательным пуритане считали обряд обмена кольцами во время бракосочетания.

- Предложения, касающиеся священников. Священниками должны становиться люди с достатком, уважаемые прихожанами. Статут короля Эдуарда, разрешающий священникам вступать в брак, должен быть возвращен к жизни. Священники подотчетны лишь Религиозным статьям и власти короля.

- Предложения, касающиеся церковных приходов и содержания священников. Здесь пуритане жестко выступили против получения некоторыми епископами двойных, а то и тройных бенефиций, совмещения ими церковных бенефиций и прочих доходов. Также податели петиции определили размер содержания священника (1/6 либо 1/7 часть дохода от церковных сборов).

- Предложения по поводу церковной дисциплины. Здесь пуритане подробно коснулись вопроса отлучения от церкви, остановившись на том, за какие проступки отлучать необходимо, а за какие эту меру можно и не применять; предложили упорядочить процесс судопроизводства, ускорив течение дел, которые могли тянуться на протяжении многих лет; призвали к большей осторожности и принципиальности при выдаче разрешений на брак; требовали ужесточения соблюдения воскресного дня⁴⁰.

Яков знал, что требования пуритан поддерживает и часть мирян, многие из которых имеют влияние в парламенте. Идеи пуритан, безусловно, были близки оппозиции. За религиозными лозунгами пуританского движения Яков I сумел разглядеть его политическое значение. Требования пуритан явно расходились с положениями политической теории первого Стюарта, угрожали его власти. «Они не столько далеки от нас (т.е. англиканской церкви) в вопросах Религии, сколько в своих спутанных представлениях о форме политического устройства и Равенстве», а посему эти люди «всегда недовольны существующим правительством и не желают терпеть [над собой] никакой высшей власти, что делает невозможным терпеть присутствие их секты ни в одном хорошо управляемом государстве» ⁴¹. Расставляя все точки над «i», Яков в январе 1604 года созвал конференцию в Гемптон-корте, где публично заявил пуританам, что совсем изгонит их из страны⁴². В свете этих событий не удивительно желание создателей Апологии убедить короля в своём равнодушии к пуританам. Удивительно, что при этом они также говорят королю: «…мы хотим лишь того, чтобы парламентом были изданы законы для обеспечения некоторых обрядов второстепенного значения, чтобы таким образом было создано и могло поддерживаться постоянное единение. Нашим желаниям было также предотвратить злоупотребления, проникшие в церковь…»⁴³, по существу поддерживая требования пуритан, что говорит об их стремлении влиять на дела церкви. Впрочем, это желание вполне объяснимо. Монарх, принимая решения, часто обращался за поддержкой к духовенству, через служителей церкви внушая народу мысль о правильности проводимой политики. Поэтому оппозиция была склонна, насколько возможно, контролировать церковь.

Анализируя Апологию Палаты общин, отечественные историки видят в ней только документ, защищающий интересы буржуазии и нового дворянства. Собственно, почему должно было быть иначе? Фактически Палата общин состояла из земельных собственников и той части буржуазии, которая была связана с землевладением, чем и объясняется отражение желаний этой группы общества в Апологии. Апология Палаты общин - довольно смелый документ, так и не был представлен королю. Более того, неизвестно, была ли Апология зачитана непосредственно в Палате общин. Однако, и текст этого документа, и сам факт его появления стал показателем того, как резко разошлись интересы власти и поддерживающих её сил, с прогрессивной частью общества. «В первой четверти XVII в. мысль о свержении веками существовавшего института монархии всё ещё представлялась, по меньшей мере, крамольной и оппозиция находила подтверждение законности своих требований в английском общем праве, облекая их, таким образом, в легитимную форму»⁴⁴. Но ситуация неумолимо менялась. Время правления Тюдоров было именно таким периодом, когда феодалы уже не могли сохранять свою власть в прежних формах, а буржуазии еще не хватало сил установить свое господство, и потому они нуждались в твёрдой руке монарха. При Якове Стюарте прежние верные союзники и покорные подданные короны – буржуазия и новое дворянство – становились в оппозицию королевской власти, желая подчинить своим интересам всю внутреннюю и внешнюю политику государства, захватить в свои руки финансы и церковь.

Впрочем, претензии парламента нарастали постепенно - вторая и третья сессии парламента отличались спокойным течением заседаний. Вторая сессия началась 21 января 1605 г. Основной темой для обсуждения стал католицизм в Англии. И уже в мае было принято два билля, которые обрели вид закона в июне 1605 г. Первый из двух законов гласил, что рекузанты⁴⁵, обращенные в лоно епископальной церкви, должны «причащаться тайной вечери» не менее одного раза в год, если же они посещают причастие реже, то на них должен быть наложен штраф в размере 20 фунтов в первый год, 40 фунтов во второй год и 60 — в третий год. Если же они не посещают причастие совсем, то они должны выплачивать 20 фунтов ежемесячно или 2/3 их имущества будет отчуждено в пользу королевской казны. Этот же закон содержал так называемую «Клятву верности», которая состояла из 7 пунктов, основной смысл которых сводится к утверждению правоты короля и неправоты посягающего на светскую власть Папы⁴⁶.

Здесь заметна калька с законов времён Елизаветы, что может служить косвенным доказательством их неэффективности, а так же плохим качеством контроля за исполнением этих мер.

Согласно второму закону, рекузант не имел права приближаться к Лондону, где находилась королевская резиденция, ближе, чем на десять миль (если только он не был приглашен королем). Он не имел права хранить оружие и порох в количестве большем, чем необходимо для самообороны. Любой, кто доносил на рекузанта, который посещал католического священника или открывал властям место, где шла месса, получал 1/3 от суммы штрафа или имущества жертвы доноса. Кроме того, вдова рекузанта лишалась 2/3 вдовьей доли и всего наследства усопшего супруга⁴⁷. Законы и впрямь суровы, но если у короля и были какие-либо сомнения по поводу правильности принятого решения, то они рассеялись после раскрытия порохового заговора⁴⁸. Король и парламент на этот раз остались вполне довольны друг-другом. Палата общин даже вотировала денежное пособие королю в сумме 400 тысяч фунтов⁴⁹.

Следующая – третья по счёту - сессия парламента для Якова снова прошла не так гладко. Дело в том, что король вновь вернулся к вопросу об унии между Англией и Шотландией. Шотландский парламент принял «Статьи унии» ещё в 1604 г. Теперь дело было за англичанами. «Статьи» предусматривали полную отмену в обеих странах всех принятых когда-либо враждебных по отношению друг к другу законов. Во-вторых, ликвидацию особых законов для районов бывшего «Пограничья». В-третьих, объединение англо-шотландской торговли, предполагавшее решение вопросов как англо-шотландской торговли, так и торговли двух стран с государствами на континенте. И, наконец, так называемую программу «Натурализации», предусматривавшую постепенную взаимную натурализацию подданных единой британской короны. Автономия административных систем Англии и Шотландии сохранялась⁵⁰. Проект «Натурализации» предусматривал предоставление всем англичанам и шотландцам, родившимся после смерти Елизаветы Тюдор, неограниченных прав на приобретение, пользование и наследование движимости и недвижимости, допуск ко всем судебно-административным постам обеих стран. Из имеющейся в тексте документа оговорки следует, что и лица, родившиеся до указанной даты, также могут пользоваться указанными привилегиями, не могут они только допускаться к высоким государственным должностям⁵¹. Уравнивая шотландцев в правах с англичанами, Яков вовсе не стремился к массовому заселению Англии своими соотечественниками, чего так боялись англичане. В намерение короля скорее входило желание уравнять англичан в правах с шотландцами - добиться от них такой же покорности, как от своих соотечественников. Провозглашенный королем тезис о «единстве закона», снова натолкнулся на противодействие в парламенте, поскольку подразумевал, что, в случае неопределенности в толковании какого- либо закона согласно общему праву, вступает в силу шотландское право, согласно которому «Rex est judex» («Король есть судья»). Иными словами, это означало, что король своей властью мог восполнять отсутствие закона, что являлось прямым посягательством на право английского парламента участвовать в законодательной деятельности. В противовес «Статьям унии» нижняя Палата подготовила программу «Совершенной унии», где требовала подчинить шотландцев английским законам, считая, что внедрение такого права относилось исключительно к компетенции парламента, общего для обеих стран. Коммонеры высказывались за единый парламент, без которого не может быть и единого права⁵². Противопоставляя претензиям короны на роль единственного полноправного законодателя требование создания общего парламента, обладающего правом на совместную с королем законодательную деятельность, Палата общин защищала принцип правления «короля в парламенте», который в условиях нарастающего конфликта приобрел значение принципа контроля парламента над монархом. Представляется, предложение о создании общего для Англии и Шотландии парламента было выдвинуто ещё и затем, чтобы приостановить попытки короля внести изменения в существующую правую систему Англии. Что же касается реального объединения двух парламентов, это требование в конкретных условиях начала XVII в., с учетом разницы в уровне развития двух стран и существенных разногласий между ними, представляется, по меньшей мере, проектом на длительную перспективу.

Торговый раздел унии также вызвал резкую критику в парламенте и был отвергнут. Согласно ему, протекционистские меры, запрещавшие ввоз и вывоз определенных изделий в Англию и Шотландию из третьих стран, становились взаимными; предполагалось установление беспошлинной торговли между Англией и Шотландией на товары, не допущенные к экспорту в третьи станы; предусматривался доступ английских купцов в шотландские торговые компании, равно как и шотландских в английские компании⁵³. В конечном итоге торговый раздел «Статей унии» был направлен на достижение торгового равенства между Англией и Шотландией, равенства, которое представляется реально недостижимым, принимая во внимание неравнозначный характер развития экономики двух стран. И зарубежные и отечественные историки отмечают, что в начале XVII в. шотландская экономика достигла значительных успехов в сравнении с предшествующим столетием. Особенно это ощущалось в развитии ремесла и торговли. Однако, учитывая отсутствие рентабельных отраслей промышленности и природную скудость земель, препятствующую развитию сельского хозяйства, Шотландия не могла представлять серьезный экономический интерес для Англии и тем более составлять ей конкуренцию⁵⁴. В идее предоставления шотландцам равных с англичанами прав в торговле Палата общин увидела, прежде всего, нарушение принципов протекционизма, направленных на защиту национальной промышленности от конкуренции иностранцев, к коим относили и шотландцев⁵⁵. Один из аргументов короля в пользу подписания «Статей унии» - указание на то, что объединившись, Англия сможет контролировать Шотландию и отдалить ее от враждебного влияния Франции. Однако едва ли не с самого момента восшествия Якова на английский престол стало ощутимо изменение внешнеполитического курса страны в сторону католического мира. В 1604 г. Англия заключила мирный договор со свои давним соперником – Испанией. Значительную часть договора составляли статьи о торговле между Англией и Испанией. О свободной торговле и о свободном мореплавании говорили 9 и 10 статьи, однако отправлять корабли или повозки, деньги, товары или что-либо другое из Голландии и Зеландии в Испанию или в другие владения испанского короля или во Фландрию воспрещалось. Товары, отправляемые из Англии, Шотландии и Ирландии в испанские владения, должны были регистрироваться и подлежали в Испании 30% пошлине. Английские купцы громко жаловались на грабежи и нападения со стороны испанцев «Дружбу испанцев с нами, - писал английский посол в Мадриде Чарльз Корнуоллис, - я не мог бы лучше сравнить, чем с погодой этой весны, когда у нас один или два дня крайне жарких, а остальные необычайно холодные»⁵⁶. Общины даже собирались провести конференцию совместно с Палатой лордов, с тем, чтобы подать королю петицию по данному вопросу.

В 1606 г. был подписан договор между Англией и Францией, укреплявший торговые отношения. Нескрываемые профранцузские симпатии короля вызывали недовольство в английском парламенте. Серьезным поводом для беспокойства являлось постоянное вмешательство в дела Англии французской дипломатии, опасавшейся, что уния нарушит торговые интересы Франции. Всё это послужило ещё одной причиной отклонения новой унии и острой критики в ее адрес⁵⁷.

Итак, мы видим целый комплекс объективных причин, которые не позволяли парламенту принять новую унию. В правовом отношении парламент не устраивало стремление короля совместить английское и шотландское законодательство, поскольку это грозило парламентариям утратой полномочий. В основе неприятия английским парламентом торгового раздела унии лежало противоречие основных его положений с экономическими и политическими интересами английской буржуазии и нового дворянства, ожидавших от союза с Шотландией утверждения полного господства Англии в англо-шотландском союзе, подразумевавшего установление жесткого контроля над внешними связями Шотландии и изоляцию английской экономики от шотландского вмешательства.

После неудачи со «Статьями» Яков отверг предложение английского парламента о создании другой комиссии для разработки нового проекта объединения. Больше открыто к этому вопросу он не возвращался. В результате, в правление первых Стюартов двусторонняя уния так и не была подписана⁵⁸. На примере объединения стало очевидно изменение характера взаимоотношений парламента с королевской властью, общий рост оппозиционности в Палате общин.

Впрочем, на эту же сессию приходиться одна из немногих побед Якова над оппозицией. Весной 1607 г центральные графства Англии охватило восстание, направленное против огораживаний. Сформированная в отряды крестьянская армия под руководством Джона Рейнольдса, выдававшего себя за истинного сына Марии Стюарт, наводила ужас на землевладельцев, устраивала погромы, ломала изгороди. Короне стоило немалого труда подавить этот крестьянский мятеж⁵⁹. Восстание заставило коммонеров вернуться к проблемам огораживаний в ходе решения вопроса занятости населения. Сторонники огораживаний пытались убедить корону в том, что переизбыток пахотных земель может привести к излишнему производству зерна, что приведет к снижению цен на эту культуру. В речах многих коммонеров звучала мысль о пользе огораживаний, одно из преимуществ которых, якобы заключалось в том, что в случае войны и вторжения вражеской армии на английскую территорию, «огороженные участки пострадают в меньшей степени, так как их труднее ограбить и разорить, чем пахотные земли»⁶⁰. Как представляется, разумным доводом в пользу огораживаний можно считать высказанное одним из выступавших коммонеров мнение, что на огороженной территории не будет причин для крестьянских волнений⁶¹. В ходе дебатов в парламенте прозвучало предложение переселить в колонии часть бездомных и безработных жителей Англии. Рост социального напряжения заставлял джентри, объективно заинтересованных в огораживаниях, задуматься над последствиями.

Яков, как и Елизавета, был противником огораживаний. Немногочисленные сторонники короля в этом вопросе во главе с Ф. Бэконом настойчиво убеждали оппозицию в пользе развития земледелия, поскольку это занятие способствует оседлости населения, снижает риск народных восстаний, но, главное, дает королевству хороших солдат. Излишки пшеницы разумно предлагалось продавать за границу⁶². В итоге, после длительных парламентских прений, действие актов против огораживаний 1597-1598 гг. было продлено. Эта победа подсластила горькую пилюлю неудачи, связанную с англо-шотладской унией. Однако напряжение между королём и парламентом продолжало расти. 1610 год стал новым этапом борьбы коммонеров за свои права.

Новая сессия парламента открылась 9 февраля 1610г. Король был полон надежд получить субсидию, общины – ограничить его прерогативу. Среди разнообразных причин вражды и взаимного недоверия между государем и парламентом, увеличивающегося теперь с каждым днем, денежный вопрос следует отнести к самым серьезным. Только парламент обеспечивал королю столь необходимые ему экстраординарные налоги в виде субсидий. Именно здесь кроется мотив, который побуждал Якова I созывать парламенты, несмотря на то, что несовпадение во мнениях английского монарха и сословного представительства английского же народа довольно часто приводили к конфликту. И этот мотив — банальная нехватка средств, вызванная как долгами, доставшимися от Елизаветы (к началу 1603г. королевский долг составлял 400 тысяч футов), так и финансовой недальновидностью самого Якова. В начале своего царствования Яков и не думал, что ему придется быть бережливым. После шотландской нищеты ресурсы английского казначейства сначала показались ему неистощимыми, и он щедрой рукой стал раздавать подарки и пенсионы своим фаворитам⁶³. Обращаясь за финансовой поддержкой, король настойчиво говорил о неизбежных расходах, связанных с содержанием флота и подавлением недавнего ирландского мятежа, упомянул о трех многочисленных дворах, которые должен содержать (свой собственный, королевы и принца Уэльского). Кроме того, отдельным пунктом была выделена предстоявшая креация принца Генри. При том Яков не просто апеллировал здесь к феодальному обычаю денежной помощи сеньору при посвящении его старшего сына в рыцари, но с гордостью счастливого отца представлял свое лучшее детище, свою надежду и заслугу: «Приближается время посвящения в рыцари моего Сына, которое я решил провести из большого почтения [к вам] в эту парламентскую сессию...»⁶⁴. Если Елизавета на свои нужды тратила около 220 тысяч фунтов, то расходы Якова составили в 1607 году 500 тысяч фунтов⁶⁵. Д. Юм приводит еще одну причину нехватки денежных средств – открытие и завоевание Америки. После этого в Англии, как и в остальной Европе, постоянно увеличивалось количество золота и серебра, и в итоге цены на товары и продукты поднялись на такую высоту, какой не достигали они со времен упадка Римской империи. А поскольку доходы короны не выросли в соответствующей пропорции, то государь, постепенно бедневший посреди всеобщего процветания своих подданных, нуждался теперь в дополнительных средствах»⁶⁶. Нужно сказать, что наряду с вотируемыми Палатой общин субсидиями, монарх имел право на получение доходов, которые считались неотъемлемой частью его прерогативы. Традиционными доходами короны являлись прибыли, полученные от земель короны, доходы от права опеки, которые подразумевали под собой либо получение прибыли от опекаемого имущества, либо переуступку права опеки третьему лицу за единовременно выплаченную сумму. Во время войны был также предусмотрен специальный, вид налога - так называемые «корабельные деньги». Прямое налогообложение можно ограничить налогами, которые назывались «субсидия», «десятые» и «пятнадцатые». Субсидия была из них наиболее определенным налогом: с земельной собственности взималось 4 шиллинга с фунта стерлингов, а с движимого имущества —2 шиллинга 8 пенсов с фунта. Десятые и пятнадцатые представляли собой старинные налоги, которыми облагалось движимое имущество. Назывались эти налоги так потому, что налог с сельских жителей составлял 15% от оценочной стоимости их имущества, а с горожан — 10% от оценочной стоимости. Реальная оценка имущества облагаемых групп населения фактически не проводилась, и в 1604г. с помощью этих налогов, была собрана смешная для современников сумма в 30 тысяч фунтов стерлингов. Списки же налогоплательщиков, согласно которым взималась субсидия, не обновлялись с 1547 г.⁶⁷. В начале каждого царствования парламент предоставлял короне взимать потонный и пофунтовый сборы. Но, кроме того, Мария и Елизавета требовали право взимания без санкции парламента небольших добавочных платежей, называемых импозициями⁶⁸. Яков к прежним импозициям добавил ещё импозиции на корпику и табак. Вопрос был предоставлен на разрешение Палаты казначейства, и судьи решили, что король имеет законное право налагать на товары импозиции без санкции парламента. В 1608 г. правительство уже воспользовалось этим решением. Новые импозиции были наложены на разные товары в сумме 70 тысяч фунтов⁶⁹. Между тем в обществе нарастало неудовольствие необходимостью платить импозиции. в 1610г. палата общин обсуждала дело об импозициях, известное как дело Джона Бейта, купца Левантийской торговой компании, который отказался от уплаты импозиций, так как они «не были санкционированы парламентом». Это дело разбиралось в Суде Канцелярии и Бейт процесс проиграл. Несмотря на решение судей, вопрос о праве королевской власти вводить пошлины без согласия парламента в той или иной, степени поднимался в палате общин всякий раз, когда собирался парламент. И хотя король прямо запретил им посягать на его прерогативу, общины приняли отменяющий эти пошлины билль, отвергнутый затем Палатой лордов⁷⁰. Несмотря на все усилия короля, его доходов было недостаточно, чтобы покрыть ежегодный дефицит бюджета в 180 тысяч фунтов, а Палата общин категорически отказалась не только от увеличения размеров субсидий, но и от сохранения их на уровне субсидий, выплачивавшихся Елизавете, ибо величина субсидий военного времени должна была, согласно их мнению, отличаться от величины субсидий, выплачиваемых королю в мирный период⁷¹. Именно соображения финансового характера и вынудили Якова согласиться на обсуждение условий Великого контракта, предложенного Палатой общин. Суть его заключалась в следующем: Палата общин предложила королю определенную сумму денег единовременно – 600 тысяч футов единовременно, а также 200 тысяч футов ежегодно за то, чтобы он поступился частью своей прерогативы, а именно – права опеки и поставок товаров ко двору по сниженным ценам⁷². Также общины сделали попытку поставить вне закона информаторов - людей, которые вполне официально, могли, услышав какую-либо крамолу или, что более серьезно — хулу на государя в стенах парламента, донести, куда следует с тем, чтобы автор неосторожного высказывания был подвергнут суровому наказанию, что косвенно можно отнести и к защите привилегий, поскольку это противоречит понятию свободы слова. В дополнение к этому, корона отказывалась от всех недоимок, которые причитались в ее пользу, начиная с правления Генриха VII до правления королевы Марии⁷³. Великий контракт «…был попыткой капитальной реорганизации стюартовской финансовой системы, и, в случае успеха данного начинания, английская история XVII века могла иметь иной сценарий» ⁷⁴. Однако прежде чем этот договор был оформлен в парламентский акт, наступили летние вакансии. К зиме настроение сторон переменилось, и великий контракт так и не был заключён⁷⁵. Протоколы этой сессии не сохранились, но можно предположить, что король, всегда болезненно воспринимавший покушение на свои права, посчитал, что только прогадает, если согласится с его условиями, а Палата общин опасалась, что, получая 200 тысяч фунтов год, Яков может засомневаться в целесообразности созыва парламента вообще.

Палата общин сделала ещё одну попытку увеличить влияние на короля. На предшествующей сессии они приняли билль, воспрещавший введение каких-либо новых церковных канонов без согласия парламента. Но Палата лордов встала, как обычно, на защиту трона и отклонила билль. На сессии 1610г., повторно приняв тот же билль, общины заявили протест против действий суда Высокой комиссии⁷⁶. Эта попытка, хотя и бесплодная, интересна как ещё один пример наступления на права короны.

Распустив окончательно свой первый парламент 9 февраля 1611 г., Яков не добился ничего. В скором времени произошла частичная смена окружения государя. В 1612г. умирает Сесил, - человек, который своими советами и деятельностью долгое время поддерживал дела Якова в относительном порядке⁷⁷. Со смертью Сесила за место рядом с Яковом разгорелась нешуточная борьба, в которой победу одержал клан Говардов в лице его представителей - Генри Говарда, графа Нортгемптона и его двоюродного брата - графа Саффолка. Своего возвышения они добились старым, как мир способом - заинтересовали в своем семействе королевского фаворита, Роберта Карра, который женился на дочери Саффолка - леди Френсис Говард. Брак Карра (который к тому моменту уже стал с легкой королевской руки графом Сомерсетом) упрочил положение клана Говардов при дворе их советами король пользовался до 1618 г. года возвышения всемогущего Бэкингема⁷⁸. Это сразу же отразилось на королевском долге. К моменту своей смерти Сесилу удалось снизить сумму королевского долга до 300 тысяч фунтов, уже в 1613 г. (то есть, через год после смерти Солсбери) эта сумма достигла размера 680 тысяч фунтов. Чтобы хоть как-то свести концы с концами, Якову пришлось продавать земли короны. Вслед за тем произошли два события, которые оказали негативное влияние на состояние королевских финансов. Речь идет о свадьбе дочери Якова - принцессы Елизаветы, которая вышла замуж за пфальцграфа Фридриха, и о смерти старшего сына Якова и наследника престола - Генриха. Эти события единовременно унесли из королевской казны 60 тысяч 771 и 16 тысяч фунтов соответственно⁷⁹. Таким образом, можно с уверенностью говорить о том, что к 1614г., когда Яков созвал свой второй парламент, он был настолько стеснен в средствах, что без этого созыва было не обойтись

Собравшись на свое первое заседание (5 апреля), общины проявили крайнюю обеспокоенность по поводу слухов о так называемых поручителях. Утверждалось, что несколько преданных королю лиц вступили в сговор, составили регулярный план действий на новые выборы и, распределив свои усилия и влияние по всей Англии, поручились перед двором за то, что обеспечат ему большинство в Палате общин с тем, чтобы большинством голосов получить субсидии, в которых он так нуждался в тот момент⁸⁰. Якову ничего не оставалось, как оправдываться. Он полностью отрицал свое участие в подтасовках результатов выборов. Сложно сказать, насколько обоснованными были подозрения оппозиции, так или иначе, вместо того, чтобы заняться вопросом субсидий, о чем настоятельно просил король, парламентарии вернулись к вопросу королевской прерогативы. Общины предложили лордам устроить конференцию по поводу новых налогов⁸¹. Однако Палата лордов не была расположена к обсуждению подобных вопросов, поскольку в Палате общин под влиянием обсуждения импозиции проскальзывали рассуждения на тему того, какая система монархического правления более многообещающа — наследственная или выборная, а ведь это уже можно истолковать как подстрекательство к заговору против короля. После непродолжительного размышления инициатива нижней палаты, несмотря на все тщательные приготовления, была отвергнута.

Яков, даже несмотря на свои финансовые затруднения, не мог терпеть подобной направленности помыслов своих подданных, и принял единственное решение, которое могло оказать кардинальное воздействие на Палату общин - в письме спикеру от 6 июня 1614 г. король выразил свою волю, согласно которой парламент должен был быть распущен на следующий день⁸².

В данной ситуации понятна настойчивость обоих сторон. Оппозиция в этом споре представляла интересы купечества, торговлей с заморскими странами закладывалась основа для будущего расцвета страны, чему мешали старинные налоги и ограничения. Однако они требовали невозможного. И дело здесь совсем не в отсутствии желания потерять хотя бы крупицу своей власти, просто при всем катастрофическом положении королевских финансов, Яков все же получал от импозиций и других составляющих прерогативы определенный доход. В случае же уступки импозиций он становился полностью зависимым от того, выделит ли парламент ему очередную субсидию или нет. Иными словами превращается в фигуру, целиком и полностью зависимую от воли нижней палаты и практически утрачивает возможность влиять на политику в государстве.

Парламент 1614 г., несмотря на кажущуюся непродуктивность работы (был принят лишь один статут, посвященный натурализации зятя Якова - Фридриха Пфальцского), стал некой вехой в борьбе палаты общин за свои привилегии.

После событий 1614 г. Яков не созывал парламент почти семь лет. Нехватка денежных средств заставила расширить практику применения феодальных прав короля, начать прибегать к принудительным займам и пойти на сближение с Испанией. Яков не только предполагал заключить союз с Испанией, но и стремился женить своего сына на испанской инфанте. Однако дочь Якова оказалась в противоположном лагере. Принцессу Елизавету, как уже отмечалось выше, выдали замуж за одного из защитников протестантской веры в Европе Фридриха, пфальцграфа Рейнского, который вскоре выступил против императора Фердинанда II Габсбурга⁸³. В 1618 г. имперские посланники были выброшены из окна королевского дворца в Праге, что спровоцировало начало Тридцатилетней войны. В августе 1619 г. чехи предложили Фридриху трон Богемии. Фридрих согласился и стал во главе антигабсбургской коалиции. Яков не проявил желания вмешиваться в события на стороне дочери. Он ограничился тем, что разрешил отряду английских волонтеров отправиться в Палатинат, где Фридрих должен был содержать их на свои средства. В скором времени Фридрих был изгнан из Богемии, а его наследственные земли оккупировали войска Габсбурга⁸⁴. В этой тревожной ситуации в 1621 г. Яков и собрал свой третий парламент, обратившись к Палате общин за субсидией на ведение военных действий. Общины единогласно вотировали ему две субсидии – 700 тысяч футов⁸⁵. Однако король, получив деньги, никаких активных действий не предпринял, надеясь решить конфликт путём дипломатии. «В Палате общин – пишет Гардинер, - господствовал дух недовольства. Её члены чувствовали, что руководитель их плох, и в то же время не имели сил, чтобы найти другого вождя. В своём раздражении они накинулись на домашние неурядицы»⁸⁶. Под «домашними неурядицами» Гардинер подразумевал, прежде всего, монополии, число которых увеличивалось день ото дня. По отношению к держателям монопольных патентов впервые за довольно продолжительный период времени, была применена процедура импичмента⁸⁷. Историки расходятся в определении даты предыдущего импичмента в парламентской истории Англии. Д. Хёрст, к примеру, относит это событие к 1450 г., когда этой процедуре был подвергнут Уильям де ла Пол, герцог Саффолк за вмешательство в процесс судопроизводства, выдвижение на ключевые должности собственных клиентов и растрату государственных денег⁸⁸, тогда как остальные исследователи указывают на 1459 г.⁸⁹. Это не совсем верно поскольку в данном случае был использован билль об опале. Билль об опале являлся законодательным актом парламента, вступавшим в действие в обычном для парламентских законов порядке при условии согласия короля. Посредством данного акта палата общин могла придать статус государственной измены даже тем деяниям, которые не рассматривались в английском праве как преступления такого рода. Более того, билль об опале допускал осуждение того или иного лица за деяние, которое в момент его совершения вообще не считалось в английском праве преступлением⁹⁰. От какой бы даты мы не отталкивались, выходит, что процедура эта в Англии была порядком подзабыта. Думается, что импичмент не применялся Палатой общин так долго потому, что, хотя парламент и сохранялся на всем протяжении правления Тюдоров, он находился в подчинении у королевской власти. Тюдоры, если они желали наказать своих политических противников, могли использовать билль об опале. В таких условиях импичмент терял свое значение средства борьбы с неугодными парламенту, а не королю министрами. Возрождение импичмента в первой сессии третьего парламента Якова I связано с появлением в парламенте оппозиции, направленной против абсолютизма Стюартов и стремящейся использовать в этой борьбе все доступные средства.

Изначально процедура импичмента предполагала предварительное расследование обстоятельств дела, повлекшего за собой применение вышеуказанной процедуры. Это расследование (сбор фактической информации, допросы свидетелей и обвиняемых) было возложено на представителей общин, а конкретно - на членов специального комитета, созданного Палатой общин (исключением могла быть лишь принадлежность обвиняемого к членам верхней палаты, тогда допрос проводился лордами). Глава комитета практически ежедневно отчитывался перед палатой общин о результатах расследования и, если обвинения оказывались подтвержденными комитетом, дело передавалось на рассмотрение парламентской конференции, которая состояла из представителей обеих Палат⁹¹. После признания обоснованности обвинений участниками конференции, дело рассматривалось в обеих палатах, и выносился окончательный вердикт. При этом предусматривалось личное присутствие обвиняемого лица на всех этапах дознания и обсуждения⁹². Палата общин в течение всей первой сессии третьего парламента Якова рассматривала различные патенты, но особое внимание было уделено трем: на содержание гостиниц, на взыскание штрафов с пивных и на производство золотой и серебряной канители⁹³, поскольку именно они являлись предметом многочисленных жалоб, получаемых Палатой общин. Сэру Джайлзу Момпсону и сэру Фрэнсису Мичелу были пожалованы патенты на монопольное право проверки постоялых дворов и пивных. Под предлогом проверки вымогались крупные суммы, и тем хозяевам гостиниц и кабаков, которые осмелились продолжать свое дело, не удовлетворив алчность монополистов, жестоко мстили штрафами, тюремным заключением и разорительными тяжбами. Те же лица, вместе с сэром Эдуардом Вильерсом⁹⁴, обзавелись патентом на монопольное изготовление золотых и серебряных нитей и кружев. Они имели полномочия досматривать все изделия, выпущенные вопреки их патенту, и даже карать по собственной воле и усмотрению тех, кто производит, ввозит и продает подобные товары⁹⁵. Мичелу и Момсону был вынесен приговор, по отношению к первому он был исполнен; второй бежал из тюрьмы и скрылся. Вильерса в это время отправили с поручением за границу благодаря протекции Бэкингема, он с легкостью ушел от наказания.

Основываясь на полученных жалобах, с учетом злоупотреблений, которые были вскрыты при рассмотрении патентов, Палата общин подготовила законопроект против монополий, разработчиком которого стал Э. Кок. «Билль против монополистов и приостановки действия уголовных законов» гласил, что «все дары, свободы, разрешения, права на удержание штрафов, все прокламации относительно их и приказы, выдаваемые в помощь им, привилегии, пожалованные верховной властью, полномочия и так далее должны быть навсегда отменены»⁹⁶. Первое чтение законопроекта состоялось 14 марта, второе - 26 марта, и 12 мая 1621 г. законопроект был принят Палатой общин. Однако 8 декабря 1621 г. уже в период второй сессии парламента Палата лордов отклонила билль в первом чтении. В своем послании лорды одобряли намерение Палаты общин относительно билля о монополиях, однако они желали подготовить новый билль по этому же вопросу и провести конференцию. Палата общин отказалась проводить конференцию с Палатой лордов, а Э. Кок по этому поводу сказал, что «Лорды отвергли билль о монополиях. Поскольку не было конференции по старому биллю, то не будет конференции и по новому биллю. Лорды в ответ получат послание Палаты, и Палата желает изучить прецеденты» ⁹⁷.

Несмотря на то, что билль об отмене монополий, предложенный Палатой общин, так и не был принят, нижняя Палата все-таки добилась некоторого успеха в этом вопросе. 30 марта была издана королевская прокламация, в которой говорилось, что, поскольку разные письменные патенты, полномочия и объявления, касающиеся управления пивными их содержателями и производства золотой и серебряной канители, использовались их владельцами с целью злоупотребления, то все они отзываются. 10 июля 1621 г., уже после роспуска первой сессии третьего парламента, королем была издана «Прокламация, провозглашающая милость Его Величества по отношению к подданным относительно дел, по которым жалобы носили публичный характер», которой было отменено 18 монополий и даров⁹⁸.

В связи с вопросом о монополиях был поднят вопрос и об ответственности тех высших должностных лиц, которые давали заключение о необходимости выдачи патента (король выдавал патент только после получения такого заключения). Палата общин прежде всего искала пути привлечь к ответственности герцога Бэкингема. Однако общины отказались от этого намерения после того, как король отменил ряд патентов. Бэкингем выступил в Палате лордов с речью против монополистов, упомянув при этом лорда-канцлера Бэкона. Обвинение против Момпессона вступило в заключительную стадию, а законопроект против монополистов прошел второе чтение в Палате общин. «Общины показали, что они обладают политическим тактом, который является более ценным, чем временный успех. Действительно, право расследовать поведение высших должностных лиц государства являлось краеугольным камнем их позиции. Но на данный момент важнее было установить правило, чем наказать правонарушителей. Совершенно очевидно также, что они не смогли бы продолжать рассматривать поведение должностных лиц, не затронув при этом короля»⁹⁹. Однако, отказавшись от намерения наказать главного врага — Бэкингема, Палата общин предъявила обвинения другим должностным лицам, и в первую очередь лорду-канцлеру Бэкону. 14 марта 1621 г. в Палате общин была зачитана петиция некоего Кристофера Обри. В этой петиции Обри указывал на то, что во время его тяжбы против Уильяма Бранкера, лорд-канцлер принял в качестве подарка 100 фунтов. Сразу после выступления Обри были заслушаны петиция и показания Эдуарда Эгертона. Эгертон показал, что он выплачивал 600 фунтов в год за сокрытие последней воли своего отца, согласно которой тот оставил свое состояние не ему. Кроме того, за это несправедливое решение суда он единовременно подарил лорду-канцлеру 400 фунтов золотом и 52 фунта 10 шиллингов серебром. Серебро сэр Френсис Бэкон, принял самолично, что же касается золота, то здесь он воспользовался посредническими услугами сэра Джорджа Хастингса¹⁰⁰.

На первый взгляд, обвинение Бэкона не связано с делом о монополиях. Однако это не так, поскольку в числе должностных лиц, которых Общины желали призвать к ответу в связи с данным делом, назывался и лорд-канцлер. Но палата не могла открыто предъявить ему подобное обвинение, поскольку ей пришлось отказаться от желания привлечь к ответственности высших должностных лиц государства на данном основании. Обвинение лорда-канцлера в коррупции явилось завуалированным способом привлечь его к ответственности в связи с вопросом о выдаче монополий.

17 марта на заседании комитета по расследованию злоупотреблений в судебных органах было решено, что «жалобы Обри и Эгертона против лорда-канцлера по обвинению в получении взяток в размере 100 и 400 фунтов стерлингов должны быть представлены Палате лордов без предвзятости или комментария». 19 марта в адрес Палаты общин пришло письмо от короля Якова. В нем наряду с предложением коммонерам самим определиться со сроком возобновления работы после Пасхальных каникул, были даны указания по поводу расследования взяточничества в канцелярии. Помимо общих слов о том чтобы расследование велось на совесть, король указывал на необходимость создания конференции представителей обеих Палат¹⁰¹. Конференция палат по поводу Бэкона состоялась того же 19 марта, а 20 марта лорд-казначей доложил о ее результатах Палате лордов. Он сообщил верхней Палате, что общины прямо заявили на конференции о своем праве рассматривать поведение высших должностных лиц королевства. Кроме того, нижняя Палата попросила Палату лордов не затягивать рассмотрение дела, поскольку оно «касается личности, занимающей столь высокое положение, и если она найдет его виновным, то наказать, а если признает невиновным, то следует наказать обвинителей»¹⁰². Расследование в Палате лордов длилось до начала мая 1621 г. когда сэр Френсис Бэкон добровольно согласился с предъявленными ему обвинениями. 3 мая милорд главный судья, спикер палаты лордов, сэр Джеймс Ли, выступил с речью, в которой он произнес буквально следующее: «Лорды духовные и светские, проведя расследование по поводу жалобы Палаты общин против лорда виконта Сент-Олбанс, лорда-канцлера Англии, и допросив [обвиняемого] под присягой, признали его виновным в преступлениях и коррупции, на которые жаловались общины, а также в некоторых других преступлениях... И вынесли решение, согласно которому указанный Френсис, лорд виконт Сент-Олбанс, должен выплатить Его Величеству в качестве штрафа и возмещения 40000 фунтов, должен подвергнуться заключению на время, определенное королем, с этого времени и далее лишается возможности занимать любую общественную должность, или место и никогда больше не заседать в парламенте и не бывать при дворе»¹⁰³. Подводя итог данной сессии парламента 1621 г., можно сказать, что она выявила дальнейшее расхождение во взглядах короля и парламента, прежде всего Палаты общин, на положение последнего по отношению к короне, что выразилось и в рассмотрении парламентом вопроса о монополиях, и в возрождении импичмента.

20 ноября 1621г английский парламент собрался на зимнюю сессию. Дела протестантов в Германии обстояли не лучшим образом, поэтому война на территории Империи, взаимоотношения с Испанией, в частности - испанский брак, стали темами, наиболее подробно затронутыми парламентариями в ходе заседаний. Яков предполагал укрепить свои связи с Испанией посредством брака своего сына и наследника - принца Карла с испанской инфантой. Династический союз должен был способствовать возвращению земель, утраченных зятем Якова. Однако брак этот не был популярным, ни в Англии в целом, ни в Палате общин в частности. Опасения коммонеров имели под собой известные основания: неизвестно было, кто кого обратит в свою веру: муж- протестант жену-католичку или же наоборот? Общины подготовили ремонстрацию, которую намеревались подать королю. Она содержала резкие выпады против испанского короля и называла весь план «дружбы с Испанией» плодом «дьявольских ухищрений» папизма. Протестуя против предполагавшейся женитьбы наследного принца на инфанте, Палата высказывала пожелание, чтобы «принц своевременно и счастливо женился на принцессе, исповедующей нашу собственную религию» В связи с проектом союза Англии с католической державой парламент спешно потребовал от правительства строгого выполнения елизаветинских законов против рекузантов. Общины просили Его Величество о том, чтобы он принял срочные меры в защиту пфальцграфа и поддержал его силой оружия; чтобы король обратил свой меч против Испании, чьи армии и сокровища служат главной опорой католического влияния в Европе¹⁰⁴. Удивительно, но король не стал распускать парламент. 12 декабря он, посредством письма, зачитанного в Палате общин секретарем Калвертом, призывал коммонеров, продолжить работу и «категорически запретил общинам вмешиваться в его правление и в глубокие государственные материи, в особенности же затрагивать брак его сына с дочерью короля Испании и посягать на честь этого монарха или любого из его друзей и союзников»¹⁰⁵. Яков имел полное право так отреагировать, ведь вопросы внешней политики и вопросы матримониальных связей, в частности, всецело принадлежали королевской прерогативе. Дальнейшие события – яркая иллюстрация того, как сильно изменилось отношение парламента к институту монархии. Во времена Елизаветы члены парламента признали бы, что переступили черту дозволенного, и покорно просили прощения за то, что заставили Её Величество огорчиться. Теперь же их ответом стала принятая 18 декабря протестация, в которой они заявили, что имеют право обсуждать любые вопросы правления; что полная свобода слова в прениях о государственных делах является их старинным и несомненным правом, унаследованным от предков; и что если какой-либо депутат злоупотребит этой привилегией, то одной лишь Палате, свидетельнице этого проступка, подобает налагать на него должную кару. После чего как обычно добавили слова: «вольности, льготы, привилегии и юрисдикция парламента являются старинным и несомненным прирожденным правом и наследственным достоянием английских подданных»¹⁰⁶. Реакцию Якова на это волеизъявление предугадать не трудно. Король не только немедленно распустил парламент, но, явившись лично 30 декабря в Палату, собственноручно вырвал лист из протоколов парламента, где содержалась запись парламентского постановления. Несколько лидеров оппозиции подверглись аресту, часть депутатов на некоторое время выслана в Ирландию. Д. Юм приводит слова Якова по поводу протестации Палаты общин: «она больше похожа на объявление войны, чем на почтительный адрес, с которым обращаются верноподданные»¹⁰⁷. До войны было не так уж и далеко: этого короля парламент ещё вытерпит, но судьба его наследника куда более печальна…

Последний парламент Якова собрался в 1624г. - за год до смерти короля, и побудительными причинами можно считать ухудшающееся положение протестантов Пфальца и неудачный вояж принца Карла и герцога Бэкингема в Мадрид (сама собой отпала одна из щекотливых тем, обсуждение которой привело к роспуску предыдущего парламента - испанский брак наследника престола стал неактуален)¹⁰⁸. В своей речи, посвященной открытию парламента, Яков попросил у обеих Палат совета в том, стоит ли ему прервать переговоры с Испанией по поводу брака принца Карла и инфанты. Вопрос можно считать риторическим, поскольку ответ на него король знал заранее. Очевидно, что Яков просто попытался извлечь максимум из ситуации с сорвавшимся браком. С одной стороны, он советуется со своим парламентом по поводу одного из важнейших государственных вопросов, но, с другой стороны, этот вопрос уже решен. В 1624г. наконец-то произошло единение мнений короля и Палаты общин. И король, и коммонеры хотели войны с Испанией. 29 марта 1624 г. Яков принял испанских послов и заявил им, что переговоры с Испанией прерваны вследствие туманных и неопределенных предложений с ее стороны. Когда же послы удалились, король принял уполномоченных Соединенных провинций и обсуждал с ними вопрос о военной помощи голландцам со стороны Англии. Вскоре (5 июня 1624 г.) договор о продолжении оборонительного союза между Англией и Соединенными провинциями был заключен. Цель союза была ясно сформулирована: он образуется «для сохранения и безопасности королевства и Соединенных провинций и для облегчения восстановления дорогого зятя, курфюрста Пфальцского, в его владениях и достоинствах»¹⁰⁹.

Что касается финансирования, то король получил субсидию, но за это ему пришлось поступиться частью прерогативы: в билль по поводу субсидии были вписаны четыре ассигнационные статьи, в которых, кроме прочих условий траты этой субсидии, было условие о том, что военный флот должен выйти в море как можно скорее. Кроме того, Яков «добровольно предложил, чтобы вотируемые Палатой средства поступали не в распоряжения короля, но передавались особому парламентскому комитету, каковой и должен был их расходовать»¹¹⁰. Эти статьи, а также импичмент, вынесенный сэру Лайонелу Кранфилду, к тому времени уже ставшему лордом-казначеем, были несомненным покушением на прерогативу короля. И поскольку Яков уступил, можно говорить о несомненных успехах оппозиции. На этот раз почти всё, складывалось так как желали большинство членов парламента. Только одно не могло не беспокоить их: Яков не хотел отказываться от своего плана – действовать совместно с каким-нибудь католическим государством. «Если английскому королю не удалось женить сына на сестре короля Испании, то он женит его на сестре французского короля Англия и Франция, сделавшись союзниками, в состоянии будут установить порядок в Германии»¹¹¹. В мае 1624г. начались переговоры о браке Карла с Генриеттой-Марией. Переговоры велись между английскими и французскими дипломатами. Обсуждались следующие вопросы: о близости интересов Англии и Франции в Пфальце, о поддержке в Германии протестантской армии, о положении католиков в Англии. Дипломаты искали приемлемого компромисса и общей линии поведения в разгоравшейся Тридцатилетней войне. И на этот раз в брачный контракт был включен пункт о положении английских католиков. Хотя Франция ставила лишь вопрос о защите католиков в Англии, в отличие от Испании, стремившейся добиться их господства и сделать их опорой испанского влияния на английскую политику, тем не менее опасность усиления католиков была достаточно серьезна. В Англии должна была вскоре появиться королева, преданная католицизму, окруженная католическим духовенством и слугами-католиками. Королева получала право воспитывать своих детей до 13 лет в католическом духе¹¹². Английское общество отнеслось к этому союзу очень холодно, но парламент на этот раз не стал оспаривать решение короля¹¹³. Основной причиной подобной толерантности стал Акт о монополиях, одобренный Яковом. Акт был составлен в виде подробной декларации, и все монополии осуждались в нем как противные закону и общеизвестным народным вольностям. Он отменял «монопольное право продажи, покупки, производства или потребления чего бы то ни было в королевстве»¹¹⁴. Характеризуя Акт о монополиях, Д. Юм пишет: «в его основе лежало представление о том, что любой английский подданный имеет полное право свободно распоряжаться своими поступками, при условии, что он не причиняет вреда другим подданным и что ограничить эту свободу может лишь авторитет законов, но отнюдь не королевская прерогатива или власть какого-либо должностного лица»¹¹⁵. Отзыв Д. Юма представляется нам чересчур восторженным. Справедливости ради необходимо отметить, что монополисты могли обойти этот акт путем объединения и создания корпораций. Однако сам факт его принятия, является значительной победой оппозиции над короной.

За весь период своего правления Яков I Стюарт созвал четыре парламента. В отличие от Тюдоров, видевших в парламенте опору королевской власти, новый монарх парламент воспринимал как враждебное самому институту монархии учреждение, незаконно стремившееся к ограничению королевской прерогативы и вмешивающееся в решение вопросов, находящихся в ведении короны. Королем ставились свои, вполне определенные задачи, направленные, прежде всего, на закрепление королевской власти и согласие парламента на это, по его мнению, не требовалось. Ярким примером этого является политика короны в вопросе англо-шотландского объединения. Рассмотрение этой проблемы также показало, что, независимо от того, какую роль в управлении страной отводил король парламенту, на практике без согласия парламента корона не смогла реализовать ни одно из своих мероприятий. Фиаско с унией стало первым крупным поражением в парламенте.

В Палате общин заседали люди, выражающие мнения новых классов английского общества, которые желали не только сохранения за парламентом его политической роли, но и проведения вполне определенного экономического курса, прежде всего - освобождения собственности от тяжёлых пут монополий и средневековых повинностей. К несомненным успехам оппозиции следует отнести принятый акт против монополий и возрождение практики импичмента. Кроме того, парламент всё смелей высказывается по поводу внешней политики короля. В то же время еще нельзя говорить о существовании в Англии серьезной, организованной оппозиции абсолютизму, достаточно сильной, чтобы открыто выступить против королевской власти. Такая организованная оппозиция появится уже при сыне Якова Стюарта Карле I.