Привет студент

Abstract

This course work has a title « The evolution of the financial system in Japan from 1953 to 2005». It contains the translation of  the article, summary, glossary, references and authentic text.
The subject of this course work is the financial system of Japan. The aim of the work is to show its evolution, to show how the system step by step came toward global leadership. Though Japanese financial system has to overcome many hidden obstacles on its way. Also, the results of this work show the reasons of recession and growth Japanese economy.
Abstract    3
1 The evolution of the financial system in Japan from 1953 to 2005    4
1.1 Japan as Number One    5
1.2 Bubble, Toil and Trouble    8
1.3 A Stealthy Depression    12
1.4 Japan's Trap    14
1.5 Japan Adrift    17
1.6 Japan's Recovery    21
2 Эволюция финансовой системы в Японии с 1953 по 2005 года    22
2.1 Япония – номер один    23
2.2 Экономический пузырь, работа и возникшие проблемы    27
2.3 Скрытая депрессия    33
2.4 Японская ловушка    34
2.5 Смирение со сложившейся ситуацией    38
2.6 Восстановление Японии    43
3 Glossary of terms    44
Summary    45

1 The evolution of the financial system in Japan from 1953 to 2005

There was a time, not that long ago, when Americans were obsessed with Japan. The successes of Japanese industry inspired both admiration and fear; you couldn't enter an airport bookstore without encountering rows of dust jackets featuring rising suns and samurai warriors. Some of these books promised to teach the secrets of Japanese management; others prophesied (or demanded) economic warfare. As role models or demons, or both, the Japanese were very much on our minds.
All that is gone now. Japan still makes the headlines now and then, usually when there's bad news—a big fall in the Nikkei, or a disruption of the "carry trade," in which hedge funds borrow cheaply in Japan and lend the money elsewhere. But for the most part we have lost interest. The Japanese weren't that tough after all, the public seems to have concluded, so now we can ignore them.
This is foolish. The failures of Japan are every bit as significant for us as its successes. What happened to Japan is both a tragedy and an omen. The world's second-largest economy is still blessed with well-educated and willing workers, a modern capital stock, and impressive technological know-how. It has a stable government, which has no difficulty collecting taxes. Unlike Latin America, or for that matter smaller Asian economies, it is a creditor nation, not dependent on the goodwill of foreign investors. And the sheer size of its economy, which means that its producers sell mainly to the domestic market, should give Japan—like the United States—a freedom of action denied to lesser nations.
Yet Japan spent most of the 1990s in a slump, alternating brief and inadequate periods of economic growth with ever-deeper recessions. Once the growth champion of the advanced world, in 1998 Japanese industry produced less than it had in 1991. And even worse than the performance itself was the sense of fatalism and helplessness, the loss of faith in the ability of public policy to turn the situation around. This was a tragedy: a great economy like this does not need or deserve to be in a decade-long slump. Japan's woes were never as acute as those of other Asian nations, but they went on far longer, with far less justification. It was also an omen: if it could happen to the Japanese, who was to say that it couldn't happen to us? And sure enough, it did. How did it happen to Japan?

1.1 Japan as Number One

No country—not even the Soviet Union in the days of Stalin's fiveyear plans — had ever experienced as stunning an economic transformation as Japan did in the high-growth years from 1953 to 1973. In the space of two decades a largely agricultural nation became the world's largest exporter of steel and automobiles, greater Tokyo became the world's largest and arguably most vibrant metropolitan area, and the standard of living made a quantum leap.
Some Westerners took notice. As early as 1969 the futurist Herman Kahn published The Emerging Japanese Superstate, predicting that Japan's high growth rates would make it the world's leading economy by the year 2000. But it was not until the late 1970s—around the time that Ezra Vogel wrote his best-seller, Japan as Number One—that the realization of just how much Japan had achieved really dawned on the wider public. As sophisticated Japanese products—above all, automobiles and consumer electronics — flooded into Western markets, people began to wonder about the secret of Japan's success.
There was a certain irony in the timing of the great debate about Japan: the truth was that the heroic age of Japanese economic growth ended just about the time Westerners started to take Japan seriously. In the early 1970s, for reasons that are still somewhat mysterious, growth slowed throughout the advanced world. Japan, which had had the highest growth rate, also experienced the biggest slowdown—from 9 percent a year in the 1960s to less than 4 percent after 1973. Although this rate was still faster than that of any other advanced country (half again as fast as that of the United States), at that rate the date of Japan's emergence as the world's leading economy would have to be put off well into the twenty-first century. Still, Japan's growth performance was, literally, the envy of other nations. Many people argued not only that Japan had figured out a better way to run its economy but also that its success came at least partly at the expense of naive Western competitors.
We need not replay here the whole debate over why Japan was successful. Basically, there were two sides. One side explained the growth as the product of good fundamentals, above all excellent basic education and a high savings rate, and—as always—also engaged in a bit of amateur sociology to explain why Japan was so very good at manufacturing high-quality products at low cost. The other side argued that Japan had developed a fundamentally different economic system, a new and superior form of capitalism. The debate over Japan also became a debate over economic philosophy, over the validity of Western economic thought in general and the virtues of free markets in particular.
One element of the supposedly superior Japanese system was government guidance. In the fifties and sixties the Japanese government—both the famed Ministry of International Trade and Industry (MITI) and the quieter but even more influential Ministry of Finance—played a strong role in directing the economy. The economy's growth was at least partly channeled by the government's strategic designs, as bank loans and import licenses flowed to favored industries and firms. By the time the West really focused on Japan, the government's grip had been much loosened, but the image of "Japan Inc.," a centrally directed economy bent on dominating world markets, remained a potent one into the 1990s.
Another element of the distinctive Japanese economic style was the insulation of major companies from short-term financial pressures. Members of Japanese keiretsu—groups of allied firms organized around a main bank—typically owned substantial quantities of each other's shares, making management largely independent of the outside stockholders. Nor did Japanese companies worry much about stock prices, or market confidence, since they rarely financed themselves by selling either stocks or bonds. Instead, the main bank lent them the money they needed. So Japanese firms didn't have to worry about short-term profitability, or indeed to worry much about profitability at all. One might have thought that the financial condition of a keiretsu bank would in the end discipline corporate investment: if the loans to the bank's affiliates looked unsound, wouldn't the bank start to lose depositors? But in Japan as in most countries, depositors believed that the government would never allow them to lose their savings, so they paid little attention to what banks did with their money.
The result of this system, claimed both those who admired it and those who feared it, was a country able to take the long view. One by one, the Japanese government would target "strategic" industries that could serve as engines of growth. The private sector would be guided into those industries, helped along by an initial period of protection from foreign competition, during which the industry could hone its skills in the domestic market. Then there would be a great export drive, during which firms would ignore profitability while building market share and driving their foreign competitors into the ground. Eventually, its dominance of the industry secured, Japan would move on to the next one. Steel, autos, VCRs, semiconductors— soon it would be computers and aircraft.
Skeptics poked holes in many of the details of this account. But even those who absolved Japan of the charge of predatory behavior, who questioned whether the wizards of MITI were really as all-knowing as advertised, tended to agree that the distinctive characteristics of the Japanese system must have something to do with Japanese success. Only much later would those same distinctive characteristics—the cozy relationship between government and business, the extension of easy credit by government-guaranteed banks to closely allied companies—come to be labeled crony capitalism and seen as the root of economic malaise.
But the weaknesses of the system were actually evident by the late 1980s, to anyone willing to see.

1.2 Bubble, Toil and Trouble

At the beginning of 1990 the market capitalization of Japan—the total value of all the stocks of all the nation's companies—was larger than that of the United States, which had twice Japan's population and more than twice its gross domestic product. Land, never cheap in crowded Japan, had become incredibly expensive: according to a widely cited factoid, the land underneath the square mile of Tokyo's Imperial Palace was worth more than the entire state of California. Welcome to the "bubble economy," Japan's equivalent of the Roaring Twenties.
The late 1980s represented a time of prosperity for Japan, of fast growth, low unemployment, and high profits. Nonetheless, nothing in the underlying economic data justified the tripling of both land and stock prices during that period. Even at the time many observers thought that there was something manic and irrational about the financial boom—that traditional companies in slowly growing industries should not be valued like growth stocks, with price-earnings ratios of 60 or more. But as is so often the case in manic markets, the skeptics were without the resources, or the courage, to back their lack of conviction; conventional wisdom found all sorts of justifications for the sky-high prices.
Financial bubbles are nothing new. From tulip mania to Internet mania, even the most sensible investors have found it hard to resist getting caught up in the momentum, to take a long view when everyone else is getting rich. But given the reputation of the Japanese for long-term strategic thinking, the common perception that Japan Inc. was more like a planned economy than a free-market free-for-all, the extent of the bubble remains somewhat surprising.
Now, Japan's reputation for long-sighted, socially controlled investment always exaggerated the reality. Real estate speculators, often getting an extra edge by paying off politicians, and another extra edge through yakuza connections, have been a surprisingly important part of the Japanese scene for as long as anyone can remember. Speculative investments in real estate came close to provoking a banking crisis in the 1970s; the situation was saved only through a burst of inflation, which reduced the real value of the speculators' debts and turned bad loans good again. Still, the sheer extent of Japan's bubble was astonishing. Was there some explanation of the phenomenon that ran beyond mere crowd psychology?
Well, it turns out that Japan's bubble was only one of several outbreaks of speculative fever around the world during the 1980s. All of these outbreaks had the common feature that they were financed mainly by bank loans—in particular, that traditionally staid institutions started offering credit to risk-loving, even shady operators in return for somewhat above-market interest rates. The most famous case was that of America's savings and loan associations—institutions whose public image used to be defined by the all-American earnestness of Jimmy Stewart's small-town banker in It's a Wonderful Life, but which in the 1980s became identified instead with high-rolling Texas real estate moguls. But similar outbreaks of dubious lending occurred elsewhere, notably in Sweden, another country not usually associated with speculative fever. And economists have long argued that behind all such episodes lies the same economic principle—one, like the basic baby-sitting model of a recession, that will reappear several times in this book. The principle is known as moral hazard.
The term "moral hazard" has its origins in the insurance industry. Very early in the game providers of fire insurance, in particular, noticed that property owners who were fully insured against loss had an interesting tendency to have destructive fires—particularly when changing conditions had reduced the probable market value of their building to less than the insurance coverage. (In the mid- 1980s New York City had a number of known "arson-prone" landlords, some of whom would buy a building at an inflated price from a dummy company they themselves owned, use that price as the basis for a large insurance policy, then just happen to have a fire. Moral hazard, indeed.) Eventually the term came to refer to any situation in which one person makes the decision about how much risk to take, while someone else bears the cost if things go badly.
Borrowed money is inherently likely to produce moral hazard. Suppose that I'm a smart guy, but without any capital, and that based on my evident cleverness you decide to lend me a billion dollars, to invest any way I see fit, as long as I promise to repay in a year's time. Even if you charge me a high rate of interest, this is a great deal: I will take the billion, put it into something that might make a lot of money, but then again might end up worthless, and hope for the best. If the investment prospers, so will I; if it does not, I will declare personal bankruptcy, and walk away. Heads I win, tails you lose.
Of course, that is why nobody will lend someone without capital of his own a billion dollars to invest as he sees fit, no matter how smart he may seem. Creditors normally place restrictions on what borrowers can do with any money they lend, and borrowers are also normally obliged to put up substantial amounts of their own money, in order to give them a good reason to avoid losses.
Sometimes lenders seem to forget about these rules and lend large sums, no questions asked, to people who put on a good show of knowing what they are doing. At other times the requirement that the borrower put up enough of his own money can itself be a source of market instability. When assets lose value, those who bought them with borrowed money can be faced with a "margin call": they must either put more of their own money in or repay their creditors by selling the assets, driving the prices down still further, a process that has been central to the current financial crisis. But leaving such market pathologies aside, there is another reason why the rules sometimes get broken: because the moral hazard game is played at taxpayers' expense.
Remember what we said about the main banks of Japanese keiretsu: that their depositors believed that their deposits were safe because the government stood behind them. The same is true of almost all banks in the First World, and most banks elsewhere. Modern nations, even if they do not explicitly guarantee deposits, cannot find it in their hearts to let widows and orphans lose their life savings simply because they put them in the wrong bank, just as they cannot bring themselves to stand aside when the raging river sweeps away houses foolishly built in the flood plain. Only the most hard-nosed of conservatives would wish it otherwise. But the result is that people are careless about where they build their houses, and even more careless about where they store their money.
This carelessness offers a tempting opportunity to unscrupulous businessmen: just open a bank, making sure that it has an impressive building and a fancy name. Attract a lot of deposits, by paying good interest if that is allowed, by offering toasters or whatever if it isn't. Then lend the money out, at high interest rates, to highrolling speculators. The depositors won't ask about the quality of your investments since they know that they are protected in any case. And you now have a one-way option: if the investments do well, you become rich; if they do badly, you can simply walk away and let the government clean up the mess.
Okay, it's not that easy, because government regulators aren't entirely stupid. In fact, from the 1930s to the 1980s this kind of behavior was quite rare among bankers because regulators did more or less the same things that a private lender would normally do before handing me a billion dollars to play with. They restricted what banks could do with depositors' money in an effort to prevent excessive risk-taking. They required that the owners of banks put substantial amounts of their own money at stake, through capital requirements. And in a more subtle, perhaps unintentional measure, regulators historically limited the amount of competition among banks, making a banking license a valuable thing in itself, possessed of a considerable "franchise value"; licensees were loath to jeopardize this franchise value by taking risks that could break the bank.
But in the 1980s these restraints broke down in many places. Mainly the cause was deregulation. Traditional banks were safe, but also very conservative; arguably they failed to direct capital to its most productive uses. The cure, argued reformers, was both more freedom and more competition: let banks lend where they thought best, and allow more players to compete for public savings. Somehow reformers forgot that this would give banks more freedom to take bad risks and that by reducing their franchise value it would give them less incentive to avoid them. Changes in the marketplace, notably the rise of alternative sources of corporate finance, further eroded the profit margins of bankers who clung to safe, old-fashioned ways of doing businesses.
And so in the 1980s there was a sort of global epidemic of moral hazard. Few countries can be proud of their handling of the situation—surely not the United States, whose mishandling of the savings and loan affair was a classic case of imprudent, shortsighted, and occasionally corrupt policymaking. But Japan, where all the usual lines—between government and business, between banks and their clients, between what was and what was not subject to government guarantee—were especially blurry, was peculiarly ill suited to a loosened financial regime. Japan's banks lent more, with less regard for quality of the borrower, than anyone else's. In so doing they helped inflate the bubble economy to grotesque proportions.
Sooner or later, bubbles always burst. The bursting of the Japanese bubble wasn't entirely spontaneous: the Bank of Japan, concerned about speculative excess, began raising interest rates in 1990 in an effort to let some of the air out of the balloon. At first this policy was unsuccessful, but beginning in 1991 land and stock prices began a steep decline, which within a few years brought them some 60 percent below their peak.
Initially, and indeed for several years thereafter, Japanese authorities seem to have regarded all of this as healthy—a return to more sensible, realistic asset valuations. But it gradually became apparent that the end of the bubble economy had brought not economic health but a steadily deepening malaise.

1.3 A Stealthy Depression

Unlike Mexico in 1995, South Korea in 1998, and Argentina in 2002, Japan never went through a year of unmistakable, catastrophic economic decline. In the decade after the bubble burst, Japan experienced only two years in which real GDP actually fell.
But year after year growth fell short, not just of the economy's previous experience but of any reasonable estimate of the growth in its capacity. There was one year in the decade after 1991 in which Japan grew as fast as it did in an average year in the preceding decade. Even if you take a conservative estimate of the growth in Japan's "potential output," the output the economy could have produced with full employment of resources, there was also only one year in which actual output grew as rapidly as potential.
Economists have one of their famously awkward phrases for what Japan was experiencing: a "growth recession." A growth recession is what happens when an economy grows but this growth isn't fast enough to keep up with the economy's expanding capacity, so that more and more machines and workers stand idle. Normally growth recessions are rather rare, because both booms and slumps tend to gather momentum, producing either rapid growth or clearcut decline. Japan, however, essentially experienced a decade-long growth recession, which left it so far below where it should have been that it verged on a new phenomenon: a growth depression.
The slowness with which Japan's economy deteriorated was in itself a source of much confusion. Because the depression crept up on the country, there was never a moment at which the public clamored for the government to do something dramatic. Because Japan's economic engine gradually lost power rather than coming to a screeching halt, the government itself consistently defined success down, regarding the economy's continuing growth as a vindication of its policies even though that growth was well short of what could and should have been achieved. And at the same time, both Japanese and foreign analysts tended to assume that because the economy grew so slowly for so long, it couldn't grow any faster.
So Japan's economic policies were marked by an odd combination of smugness and fatalism—and by a noticeable unwillingness to think hard about how things could have gone so very wrong.

1.4 Japan's Trap

There is nothing mysterious about the onset of Japan's slump in 1991: sooner or later the financial bubble was bound to burst, and when it did it would bring about a decline in investment, in consumption, and hence in overall demand. The same thing happened in the United States after the U.S. stock market bubble of the 1990s burst, and again after the next decade's housing bubble popped. The question, however, is why Japan's policymakers, in particular its central bank, weren't able to get the economy moving again.
It is time to return to the story of the baby-sitting co-op. Suppose that the U.S. stock market were to crash, undermining consumer confidence. Would this inevitably mean a disastrous recession? Think of it this way: when consumer confidence declines, it is as if for some reason the typical member of the co-op had become less willing to go out, more anxious to accumulate coupons for a rainy day. This could indeed lead to a slump)—but need not, if the management were alert and responded by simply issuing more coupons. That is exactly what our head coupon issuer, Alan Greenspan, did in 1987.
Or suppose that the coupon issuer didn't respond quickly enough, and that the economy did indeed fall into a slump. Don't panic: even if the head coupon issuer temporarily gets behind the curve, he can still ordinarily turn the situation around by issuing more coupons — that is, with a vigorous monetary expansion, like the ones that ended the U.S. recessions of 1981-82,1990-91, and 2001.
What about all the bad investments made during the boom? Well, that was so much wasted capital. But there is no obvious reason why bad investments made in the past require an actual slump in output in the present. Productive capacity may not have risen as much as anticipated, but it has not actually fallen; why not just print enough money to keep spending up so that the economy makes full use of the capacity it has?
Remember, the story of the co-op tells you that economic slumps are not punishments for our sins, pains that we are fated to suffer. The Capitol Hill co-op didn't get into trouble because its members were bad, inefficient baby-sitters; its troubles did not reveal the fundamental flaws of "Capitol Hill values" or "crony baby-sittingism." It had a technical problem—too many people chasing too little scrip—which could be, and was, solved with a little clear thinking. And so the co-op's story ought to inoculate us against fatalism and pessimism. It seems to imply that recessions are always, and indeed easily, curable.
But in that case why didn't Japan pull up its socks after the bubble burst? How could Japan get stuck in a seemingly intractable slump—one that it didn't appear able to get out of simply by printing coupons? Well, if we extend the co-op's story a little bit, it is not hard to generate something that looks a lot like Japan's problems.
First, we have to imagine a co-op whose members realized that there was an unnecessary inconvenience in their system: there would be occasions when a couple would find itself needing to go out several times in a row, and would run out of coupons—and therefore would be unable to get its babies sat—even though it was entirely willing to do lots of compensatory baby-sitting at a later date. To resolve this problem, we'll suppose the co-op allowed members to borrow extra coupons from the management in times of need, repaying with the coupons received from subsequent baby-sitting. To prevent members from abusing this privilege, however, the management would need to impose some penalty, requiring borrowers to repay more coupons than they borrowed.
Under this new system, couples would hold smaller reserves of coupons than before, knowing that they could borrow more if necessary. The co-op's officers would, however, have acquired a new tool of management. If members of the co-op reported that it was easy to find baby-sitters, hard to find opportunities to baby-sit, the terms under which members could borrow coupons could be made more favorable, encouraging more people to go out. If baby-sitters were scarce, those terms could be worsened, encouraging people to go out less.
In other words, this more sophisticated co-op would have a central bank that could stimulate a depressed economy by reducing the interest rate, cool off an overheated one by raising it.
But in Japan interest rates fell almost to zero, and still the economy slumped. Have we finally exhausted the usefulness of our parable?
Well, imagine that there is a seasonality in the demand and supply for baby-sitting. During the winter, when it's cold and dark, couples don't want to go out much but are quite willing to stay home and look after other people's children—thereby accumulating points they can use on balmy summer evenings. If this seasonality isn't too pronounced, the co-op could still keep the supply and demand for baby-sitting in balance by charging low interest rates in the winter months, higher rates in the summer. But suppose that the seasonality is very strong indeed. Then in the winter, even at a zero interest rate, there will be more couples seeking opportunities to baby-sit than there are couples going out, which means that baby-sitting opportunities will be hard to find, which means that couples seeking to build up reserves for summer fun will be even less willing to use those points in the winter, meaning even fewer opportunities to baby-sit . . . and the co-op will slide into a recession even at a zero interest rate.
And the 1990s were the winter of Japan's discontent. Perhaps because of its aging population, perhaps also because of a general nervousness about the future, the Japanese public didn't appear willing to spend enough to use the economy's capacity, even at a zero interest rate. Japan, say the economists, fell into the dread "liquidity trap." And what you have just read is an infantile explanation of what a liquidity trap is and how it can happen.

1.5 Japan Adrift

The standard response to a recession is to cut interest rates—to allow people to borrow baby-sitting coupons cheaply so that they will begin going out again. Japan was slow to cut interest rates after the bubble burst, but it eventually cut them all the way to zero, and it still wasn't enough. Now what?
The classic answer, the one that has been associated with the name of John Maynard Keynes, is that if the private sector won't spend enough to maintain full employment, the public sector must take up the slack. Let the government borrow money and use the funds to finance public investment projects—if possible to good purpose, but that is a secondary consideration—and thereby provide jobs, which will make people more willing to spend, which will generate still more jobs, and so on. The Great Depression in the United States was brought to an end by a massive deficit-financed public works program, known as World War II. Why not try to jumpstart Japanese growth with a more pacific version of the same?
Japan tried. During the 1990s the government produced a series of stimulus packages, borrowing money to build roads and bridges whether the country needed them or not. These packages created jobs directly and boosted the economy as a whole every time they were tried.
The trouble was that the programs didn't get enough bang for the yen. In 1991 Japan's government was running a fairly hefty budget surplus (2.9 percent of GDP). By 1996 it was running a quite nasty déficit of 4.3 percent of GDP. Yet the economic engine was still sputtering. Meanwhile, the ever-growing deficits were starting to worry Japan's Ministry of Finance, which was concerned about the long-term budget position. The big concern was demographics (which may also have a lot to do with Japan's high savings and low investment demand). Like other countries, Japan had a baby boom followed by a baby bust, and faces the prospect of a rising ratio of retirees to workers. But Japan's problem is extreme: its workingage population is actually declining steadily, even as the number of retirees rapidly grows. And since retired citizens are a heavy fiscal burden on modern governments—recipients of expensive public pensions and health care—standard fiscal principles said that Japan should be building up a trust fund to meet the future bills, not running ever-growing deficits.
In 1997 the voices of fiscal responsibility prevailed, and Prime Minister Ryutaro Hashimoto increased taxes to reduce the budget deficit. The economy promptly plunged into recession.
So it was back to deficit spending. In 1998 Japan introduced a massive new program of public works. But the fiscal issue had now been raised, and it refused to go away. Investors soon noticed that Japan was projecting a deficit of 10 percent of GDP, and that the ratio of government debt to GDP was already above 100 percent. These are the kinds of numbers usually associated with Latin American nations at risk of hyperinflation. Nobody really expected hyperinflation in Japan, but investors were getting at least a bit worried about the long-term soundness of that government's finances. In short, the attempt to jump-start the economy with deficit spending seemed to be reaching its limits.
What other options were there?
If government spending is one standard response to a stalled economy, pumping up the banks is another. One widely held view about the Great Depression is that it persisted so long because the banking crises of 1930-31 inflicted long-term damage to credit markets. According to this view, there were businessmen who would have been willing to spend more if they could have gotten access to credit, and who would in fact have been qualified borrowers. But the bankers who could have made those loans were themselves either out of business or unable to raise funds because the public's confidence in banks had been so shaken. In terms of the baby-sitting co-op, this amounts to saying that there were people who would have been willing to go out in the winter and baby-sit in the summer, but who could not get anybody to lend them the necessary coupons.
Now, Japan's banks made a lot of bad loans in the bubble economy years, and the long stagnation that followed turned many other loans bad as well. So one theory of Japan's slump was that the country was in a liquidity trap mainly because its banks were financially weak; fix the banks and the economy would recover. And in late 1998 Japan's legislature put together a $500 billion bank rescue plan.
Yet another option for Japan was to do whatever it took to get a bit of inflation going. This option needs some explaining.
The truth is that economists didn't think much about the subject of liquidity traps for a very long time. Before Japan's troubles in the 1990s, the last time a major economy appeared to be in such a trap was the United States in the late 1930s. And economic historians have tended to downplay the significance of that experience by arguing either that it wasn't a true liquidity trap—that the Fed could have gotten us out if it had tried hard enough—or that we got into that trap only through extraordinary policy mistakes, unlikely to be repeated. So as the outlines of Japan's trap became clear in the mid-1990s, economists were basically unprepared — and, if I may be critical of my profession, uninterested.
But economics is, as the great Victorian economist Alfred Marshall said, "not a body of concrete truth, but an engine for the discovery of concrete truth." Or to put it in less elevated language, old models can be taught to perform new tricks. As we saw in my revised version of the baby-sitting story, a model designed to explain why a central bank can normally cure a recession by cutting interest rates can also illuminate the circumstances under which this overthe-counter remedy does not work. And this revised parable also, it turns out, offers some guidance on ways to get out of a liquidity trap, or at least on how to avoid getting into one in the first place .
Remember, the basic problem with the baby-sitting co-op is that people want to save the credit they earn from baby-sitting in the winter to use in the summer, even at a zero interest rate. But in the aggregate the co-op's members can't save up winter baby-sitting for summer use; so individual efforts to do so end up producing nothing but a winter slump.
The answer, as any economist should immediately realize, is to get the price right: to make it clear that points earned in the winter will be devalued if held until the summer—say, to make five hours of baby-sitting credit earned in the winter melt into only four hours by summer. This will encourage people to use their baby-sitting hours sooner, and hence create more baby-sitting opportunities. You might be tempted to think that there is something unfair about this—that it means expropriating people's savings. But the reality is that the co-op as a whole cannot bank winter baby-sitting for summer use, so it is actually distorting members' incentives to allow them to trade winter for summer hours on a one-for-one basis.
But what in the non-baby-sitting economy corresponds to our coupons that melt in the summer? The answer is inflation, which causes the real value of money to melt away over time. Or to be more precise, one thing that can get an economy out of a liquidity trap is expected inflation, which discourages people from hoarding money. Once you take the possibility of a liquidity trap seriously — and the case of Japan makes it clear that we should—it's impossible to escape the conclusion that expected inflation can be a good thing, because it helps you get out of the trap. I have explained the virtues of inflation in terms of the whimsical parable of the babysitting co-op, but the same conclusion also pops out from application of any of the standard mathematical models that economists conventionally use to discuss monetary policy. Indeed, there has long been a strand of thought that says that moderate inflation may be necessary if monetary policy is to be able to fight recessions. Still, advocates of inflation have had to contend with a deepseated sense that stable prices are always desirable, that to promote inflation is to create perverse and dangerous incentives. This belief in the importance of price stability is not based on standard economic models—on the contrary, the usual textbook theory, when applied to Japan's unusual circumstances, points directly to inflation as the natural solution. But conventional economic theory and conventional economic wisdom are not always the same thing.

1.6 Japan's Recovery

Japan's economy finally began to show some signs of recovery around 2003. Real GDP started growing at slightly more than 2 percent a year, unemployment came down, and the grinding deflation afflicting the economy (and worsening the liquidity trap) abated, although there was no sign of actual inflation. What went right?
The answer, mainly, was exports. In the middle years of this decade the United States ran huge trade déficits, importing vast quantities of manufactured goods. Some of these goods came from Japan, although the biggest growth came in imports from China and other emerging economies. But Japan benefited from Chinese growth too, because many Chinese manufactured goods contain components made in Japan. One flip side of America's import boom, then, was rising Japanese exports and a recovering Japanese economy.
Japan's escape from its trap remained provisional, however.

2 Эволюция финансовой системы в Японии с 1953 по 2005 года

Не так давно было время, когда американцы были одержимы Японией. Успехи японской промышленности внушали как восхищение, так и страх; нельзя было зайти в книжный магазин аэропорта и не наткнуться на яркие обложки книг, прославляющих символ восходящего солнца и самураев. Некоторые из книг обещали поведать секреты японского менеджмента; другие же предрекали (а некоторые даже требовали) экономическую войну. Так или иначе, японцы и их культура много значили для нас.
Теперь всё это в прошлом. Япония все ещё в заголовках газет и будет там в будущем, но сейчас о ней говорят всё больше в отрицательном ключе, например, большое падение Никкей (одного из важнейших фондовых индексов Японии), или нарушение в "carry trade” (в торговле одной валютой, по отношению к другой на разнице процентных ставок), когда хеджевые фонды брали займы под низкие проценты в японской валюте и переводили их в валюты других стран. Однако, большинство потеряло интерес к этой стране. Японцы перестали быть такими жесткими, как раньше, поэтому общество, кажется, пришло к выводу, что теперь можно не обращать на них внимания.
Это глупо. Поражения Японии так же важны для нас, как и её успехи. То, что произошло с Японией, является трагедией, но также и предзнаменованием. Вторая по величине экономика в мире все ещё славится своими высококвалифицированными и востребованными работниками, капиталом и впечатляющими инновационными технологиями. В Японии стабильное правительство с достаточно простым налогообложением. По сравнению со странами Латинской Америки или с азиатскими странами с менее крупными экономическими системами Япония – страна-кредитор, это означает, что она не зависит от воли иностранных инвесторов. А огромные размеры японской экономики, то есть обеспеченность внутреннего рынка товарами и услугами, произведенными японскими фирмами, может обеспечить Японии – подобно США – свободу от воли стран с меньшей экономикой.
Тем не менее, Япония провела большую часть 1990-х годов в условиях экономического спада, чередуя краткие и непредсказуемые периоды экономического роста с все более глубокими спадами. Однажды, в 1998 году, чемпион мира по темпам экономического роста Япония произвела меньше, чем в 1991 году. И даже хуже, чем сама ситуация было чувство фатализма и беспомощности, потеря веры в способность государственной политики повернуть ситуацию вспять. Это была трагедия: великая экономическая система не заслуживала десятилетней стагнации и спада. Беды Японии не были никогда такими же острыми, как у других азиатских стран, но они проходили гораздо дольше и с меньшими на то основаниями. Это также было предупреждением: если такое произошло с Японией, тогда кто может с уверенностью сказать, что это не произойдет с нами?  Так как же это произошло в Японии?

2.1 Япония – номер один

Ни одна страна, даже СССР в период сталинской индустриализации, не переживала такую великолепную экономическую трансформацию, как это сделала Япония в период высокого роста с 1953 по 1973 года. За два десятилетия аграрная страна превратилась в мирового лидера по экспорту автомобилей и стали, в страну, в которой уровень жизни людей сделал огромный скачек, а Токио стал одним из крупнейших городов в мире и, возможно, самой яркой столицей.
Некоторые западные ученые, писатели, общественные деятели приняли это к сведению. Еще в 1969 году футурист Герман Кан опубликовал свою статью «Появление Японской Супердержавы», предсказывающую, что высокие темпы роста японской экономики позволит ей стать мировым лидером уже к 2000 году. Однако не позднее 1970-х Эзра Вогель написал свой бестселлер «Япония как Номер Один», показывающий насколько достижения Японии волнуют широкую публику. Как только японская продукция, в первую очередь автомобили и компьютерная электроника, хлынула на западные рынки, люди начали гадать о секрете успеха японцев.
Во времена великих споров о Японии существовала такая шутка, что, по правде говоря, героический период роста японской экономики закончился как раз тогда, когда Запад стал воспринимать её всерьез. В начале 1970-х годов по до сих пор неизвестным причинам во всем мире замедлился экономический рост. Япония, которая имела наивысший экономический рост, также ощутила на себе наибольший экономический спад с 9% в год в 1960-х до менее 4% после 1973 года. Хотя этот показатель был всё ещё быстрее, чем в любой другой развитой страны (в полтора раза быстрее, чем в США), в таком случае дата возникновения Японии как мирового экономического лидера была отложена на XXI век. Тем не менее, показатели роста Японии были, буквально, на зависть другим странам. Многие утверждали, что не только Японии удалось выявить лучший способ ведения экономики, но и что ее успех пришел, по крайней мере частично, за счет наивных западных конкурентов.
Мы не должны здесь пересказывать все споры по поводу причин японского успеха. В основном, существовало две стороны. Одна из них объясняла рост как результат хороших фундаментальных показателей, прежде всего, отличное базовое образование граждан и высокий уровень сбережений, и, как всегда, привлекла немного любительской социологии для того, чтобы объяснить, почему Япония так хороша в производстве высококачественной продукции по низким ценам. Другая сторона утверждала, что Япония разработала принципиально иную экономическую систему, новую и высшую форму капитализма. Дебаты по поводу Японии также стали причиной споров по поводу экономической философии, западной экономической мысли в целом и достоинства свободного рынка, в частности.
Одним из элементов предположительно высшей японской экономической системы являлось правительство страны. В пятидесятые и шестидесятые годы японское правительство, в лице известного Министерства международной торговли и промышленности (ММТП) и менее популярного, но еще более влиятельного Министерства финансов, играло важную роль в управлении экономикой страны. Рост экономики был, по крайней мере частично, направлен на осуществление стратегических замыслов правительства, так банковские кредиты и лицензии на импорт предоставлялись только привилегированным отраслям и фирмам. К тому времени Запад направил своё внимание на Японияи, власть правительства была значительно ослаблена, но образ "Japan Inc" с центральным управлением экономикой стремился к доминированию на мировых рынках.
Еще одним из отличительных элементов японского экономического стиля была изоляция крупных компаний от краткосрочных финансовых трудностей. Члены японской кейрецу – групп союзных фирм, организованных вокруг основного банка – обычно обладали значительными объемами акции друг друга, что делало управление в значительной степени независимым от внешних акционеров. Не японские компании должны были волноваться о стоимости акций или о надежности рынка, так как они редко самофинансируются, продавая акции или облигации. Вместо этого основной банк дает им в кредит необходимые деньги. Таким образом, японские фирмы не должны были беспокоиться о краткосрочной рентабельности или о рентабельности вообще. Можно было подумать, что финансовое состояние банка корейцу было бы в конце дисциплинированных корпоративных инвестиций: если кредиты банковским партнерам выглядели бы несостоятельными, то не стал бы банк терять вкладчиков? Но в Японии, как и во многих странах, вкладчики верят, что правительство никогда бы не позволило им потерять их сбережения, таким образом, они мало следили за тем, что банк делает с их деньгами.
В результате работы подобной банковской системы получили страну способную на успешное существование в долгосрочной перспективе, это мнение объединило и тех, кто восхищался, и тех, кто боялся Японию. Японское правительство станет выделять одну за другой «стратегические» отрасли, которые могли бы служить двигателем роста. Частный сектор будет руководствоваться в выборе вида деятельности по тем отраслям, в которых обеспечивается начальный период защиты от иностранной конкуренции, в ходе которого производство может отточить свои навыки на внутреннем рынке. После этого наблюдался бы резкий рост экспорта, в процессе которого фирмы игнорировали бы прибыльность пока занимали определенную долю на рынке и втаптывали своих иностранных конкурентов в землю. До тех пор пока превосходство в определенной отрасли не будет достигнуто, Япония не перейдет к следующей. Сталь, автомобили, видеотехника, полупроводники – скоро это будут компьютерные технологии и авиастроение.
Скептики видят много белых пятен в данной теории. Но даже те, кто прощает Японии вспышки хищнического поведения, кто сомневается в том, что волшебники из MITI (Ministry of International Trade and Industry) были на самом деле так же всезнающи, как их показывали, как правило, соглашаются, что отличительные черты японской системы должны иметь какое-либо отношение к японским успехам. Лишь много позже те же отличительные характеристики, теплые отношения между властью и бизнесом, расширение льготных кредитов в гарантированных государством безопасных банках для сотрудничающих компаний, будут олицетворяться с клановым капитализмом и выглядеть как главная причина экономического спада.
Однако, слабости данной системы на самом деле были выявлены в конце 1980-х, те, кто хотел увидеть их, увидели.

2.2 Экономический пузырь, работа и возникшие проблемы

В начале 1990 года рыночная капитализация Японии, то есть общая стоимость всех акций всех компаний страны, была больше, чем у Соединенных Штатов, которые превосходили Японию по количеству населения в два раза, а по величине валового внутреннего продукта более чем в два раза. Земля, которая никогда не была дешевой в переполненной Японии, стала невероятно дорогой, согласно с широко цитируемому Фактоиду: « Квадратная миля земли Токийского Императорского Дворца стоила больше, чем весь штат Калифорния. Добро пожаловать в экономическую систему, похожую на мыльный пузырь, японский эквивалент «ревущих двадцатых».
Конец 80-х годов представлял собой время процветания Японии, быстрого роста экономики, низкой безработицы, и высокой прибыли. Тем не менее, не было никакой теоретической основы, которая бы объясняла тройной рост цен на японскую землю и на акции японских компаний, произошедший в данный период. Даже в то время многие наблюдатели считали, что было что-то маниакальное и иррациональное в этом финансовом буме, что традиционные компании в медленно растущих отраслях, не должны оцениваться как рост запасов, с соотношением цена одной акции к доходу уровня 60% и более. Но, как это часто бывает в условиях «дикого рынка», у скептиков не хватило ресурсов или мужества для того, чтобы утвердить свои позиции; всеобщность рыночной экономики базируется на всевозможных оправданиях заоблачных цен.
Финансовый пузырь – ничего нового. Начиная с тюльпаномании и заканчивая интернетманией, даже самые рассудительные инвесторы считают сложным устоять, попав под давление, сложно рассматривать долгосрочные проекты, когда все остальные могут разбогатеть именно сейчас. Но из-за репутации японцев, склонных к долгосрочному стратегическому мышлению установилось мнение  о том, что японская экономика была больше похожа на плановую, чем на свободную для всех рыночную экономику, поэтому размеры «пузыря» остаются чем-то удивительным.
Теперь репутация Японии для долгосрочных, социально контролируемых инвестиций всегда преувеличивается. Спекулянты недвижимостью, обычно получавшие дополнительные преимущества путем устранения политиков, а также через банды якудза, играли необычно важную роль в жизни Японии очень долгое время. Спекулятивные инвестиции в недвижимость стали одной из причин, спровоцировавших банковский кризис в 1970-х годах; ситуация была спасена только благодаря всплеску инфляции, которая снизила реальную стоимость долгов спекулянтов и превратила плохие кредиты снова в хорошие. Тем не менее, сам масштаб «пузыря» Японии был впечатляющим. Было ли какое-то объяснение данного феномена, который вышел за рамки обывательского понимания?
Ну, получается, что пузырь Японии был лишь одним из нескольких вспышек спекулятивной лихорадки по всему миру, которая проявила себя в течение 1980-х годов. Все эти вспышки имели общее черты: в частности, они финансировались за счет банковских кредитов, традиционно осторожные банковские учреждения начали предлагать кредиты ненадежным заемщикам, даже теневым организациям в обмен на то, что они будут выплачивать больший, чем рыночный банковский процент. Самый известный случай произошел с учреждением «Американские сбережения и кредитные ассоциации», использовавшим для создания имиджа, который был бы всерьез воспринят всеми американцами, песню банкира из маленького городка Джимми Стюарта «Великолепная жизнь», которая впоследствии стала отождествляться не с данной компанией, а с другой техасской организацией. Однако, подобные вспышки сомнительного кредитования произошли и в других местах, в частности в Швеции и других странах, как правило, не связанных со спекулятивной лихорадкой. А экономисты уже давно утверждают, что в основе всех этих эпизодов лежит тот же экономический принцип, принцип «няни», модели рецессии, которая будет появляться несколько раз в этой книге. Этот принцип также известен как моральный риск.
Термин «моральный риск» имеет свои истоки в сфере страхования. Уже давно среди поставщиков страхования, в частности от пожара, было замечено, что у владельцев собственности, которые были полностью застрахованы от потерь, наблюдалась интересная тенденция, у них часто происходили разрушительные пожары, особенно когда при изменяющихся условиях снижалась вероятная рыночная стоимость их зданий и сооружений и становилась ниже, чем страховое покрытие ущерба. (В середине 1980-х годов в Нью-Йорке жил целый ряд известных «подверженных поджогам» землевладельцев, некоторые из которых покупали здание по завышенной цене у фиктивной компании, которой сами же и владели, использовали эту цену в качестве основы для крупных страховых вложений, а потом просто происходил пожар. Моральный риск, бесспорно.) В конце концов, термин стал обозначать любую ситуацию, в которой один человек принимает решение о том, насколько рискован та или иная альтернатива, пока кто-то другой несет его расходы, если пойдут плохо.
Заемные деньги по своей природе могут считаться моральным риском. Предположим, что я умный парень, но без капитала, и что на основе моего очевидного ума вы решили одолжить мне миллиард долларов, которые я обещаю выплатить вам в течение года, чтобы я мог их инвестировать в любом направлении, которое я посчитаю нужным. Даже если вы потом возьмете с меня высокие проценты, это отличная сделка: я возьму миллиард, вложу его в нечто, что может сделать много денег, но, опять же, это нечто может в конечном итоге и ничего не стоить, и буду надеяться на лучшее. Если инвестиции будут окупаться, я продолжу свою деятельностья, а если этого не произойдет, я возвещу о личном банкротстве, и уйду. Орел – я выиграл, решка – вы проиграли.
Конечно, именно поэтому никто не будет давать кому-то без собственного капитала миллиардов долларов, чтобы он мог инвестировать его, куда он считает нужным, независимо от того, каким умным он может показаться. Кредиторы обычно накладывают ограничения на то, что заемщики могут делать с деньгами, они их предоставляют, а заемщики обычно также обязаны предоставить значительное количество собственных денег, для того, чтобы дать им хороший повод, избежать потерь.
Иногда кредиторы, кажется, забывают об этих правилах и, не задавая вопросов, передают крупные суммы людям, которые только делают вид, что знают что делать. В других случаях требование, чтобы заемщик в полной мере возмещал убытки из имеющихся у него финансовых ресурсов, само по себе может быть источником нестабильности рынка. Когда активы теряют ценность, те, кто купил их на заемные деньги, могут столкнуться с "маржин-колл": они должны либо вложить больше денег в систему, либо погасить свои займы, путем продажи этих активов, намного занизив их цену, этот процесс  занимает центральное место в текущем финансовом кризисе. Но отставим в сторону данные патологии рынка, есть еще одна причина, почему не соблюдаются правила рынка: потому что эта опасная игра ведется за счет налогоплательщиков.
Помните, что мы говорили об основных японских банках кейретсу: их вкладчики считают, что их депозиты были в безопасности, потому что правительство стояло за ними. То же самое касается практически всех банков в Первую мировую, и большинство банков в других местах. Современные страны, даже если они явно не гарантируют безопасность вкладам, не могут допустить, чтобы вдовы и сироты потеряли свои сбережения просто потому, что они положили их в неправильный банк, так же, как они не могут заставить себя оставаться в стороне, когда бушующие реки сметают дома глупо построенные на затопляемых территориях. Только самые упертые консерваторы хотели бы, чтобы все было иначе. Но в результате мы получаем, что люди небрежно относятся к выбору места строительства дома, а тем более к тому, где хранить свои деньги.
Эта небрежность предоставляет заманчивую возможность для недобросовестных предпринимателей: достаточно открыть банк, убедившись, что он находится во впечатляющем здании и имеет причудливое название. Привлекают много депозитов, выплачивая хорошие проценты, если это разрешено, если нет, то предлагая тостеры или любые другие бесплатные товары. После этого дают кредиты, под высокие проценты, чтобы привлечь спекулянтов. Вкладчики не будут спрашивать о качестве ваших инвестиций, поскольку они знают, что их деньги защищены в любом случае. И теперь у вас есть односторонний вариант: если инвестиции будут удачными, вы станете богатым, если нет, то вы можете просто уйти и позволить правительству навести порядок.
Но это не так просто, потому, что государственные чиновники не так уж и глупы. В самом деле, с 1930 по 1980 годы этот вид поведения был довольно редок среди банкиров, потому что автоматические регуляторы надежности заемщика делали более или менее те же самые вещи, что и частный кредитор обычно делает перед тем как передать мне миллиард долларов. Они ограничивались тем, что банки могли сделать с деньгами вкладчиков в целях предотвращения чрезмерных рисков. Они требовали, чтобы владельцы банков вкладывали значительное количество собственных денег для обеспечения требований капитала. Однако, в более тонкой манере, возможно ненамеренно, регуляторы исторически ограничивали количество конкуренции между банками, делая банковскую лицензию самой по себе очень ценной вещью, обладающей значительной "привилегированной стоимостью"; лицензиаты не желали подвергать испытаниям эту привилегированную стоимость, идя на риск, который мог бы разрушить банк. Но в 1980-х годах эти ограничения упразднились во многих местах. В основном, причиной было дерегулирование. Традиционные банки были в безопасности, но и очень консервативны; возможно, им не удавалось направить капитал в сферу его наиболее продуктивного использования. Выход из данной ситуации, утверждают реформаторы, заключается в предоставлении большей свободы, что повлечет и увеличение конкуренции: пусть банки дают кредиты в те сферы, которые они считают лучшими, и разрешить большее количество игроков на рынке, чтобы они могли конкурировать за национальные сбережения. Почему-то реформаторы забыли, что это даст банкам больше свободы, чтобы брать на себя неоправданные риски, и что из-за снижения их стоимость франшизы у них будет меньше стимулов, чтобы избежать их. Изменения на рынке, в частности, рост альтернативных источников корпоративных финансов, приведет к дальнейшему снижению рентабельности банкиров, которые придерживались безопасных, старомодных способов ведения бизнеса.
И так в 1980-х годах имела место своего рода глобальная эпидемия морального риска. Немногие страны могут гордиться своими действиями в данной ситуации, особенно США, чьи неправильные действия в сберегательной и кредитной сферах явили классический случай безответственной, близорукой, а иногда и коррумпированные политики. Но Япония, где все обычные связи – между государством и бизнесом, между банками и их клиентами, между тем, что было и что не подлежит государственной гарантией – были особенно неясны и размыты, были плохо подготовлены к ослаблению финансовой системы. Банки Японии предоставили больше, чем кто-либо еще, кредитов почти без учета качества заемщиков. При этом они помогли раздуть пузырь экономики до гротескных масштабов.
Рано или поздно, пузыри всегда лопаются. Взрыв японского пузыря был не совсем спонтанным: Банк Японии, обеспокоенный большим количеством спекуляций, начал повышать процентные ставки в 1990 году для того, чтобы позволить части воздуха выйти из воздушного шара. Сначала эта политика была неудачной, но начиная с 1991 года цены на землю и акции начали резкое снижение, в течение нескольких лет они снизились на примерно 60 процентов от своего пика.
Изначально, да и в течение нескольких лет после этого, японские власти, похоже, считали все это выздоровлением экономики – возвращение к более разумным, реалистичным оценкам активов. Но постепенно стало ясно, что после кризиса экономика не выздоровела окончательно, а наоборот её недомогание стабильно росло.

2.3 Скрытая депрессия

В отличие от Мексики в 1995 году, Южной Кореи в 1998 году, и Аргентины в 2002 году, Япония никогда не проходила через год очевидного, катастрофического экономического спада. В течение десяти лет после того, как «пузырь лопнул», Япония пережила всего два года, когда реальный ВВП страны снижался.
Но из года в год рост не оправдывался, не только из-за предыдущего экономического опыта, но также из-за всякого рода разумных оценок его способности к росту. Был год в течение десяти лет после 1991 года, когда экономика Японии выросла так быстро, как это было в среднем за год в предыдущем десятилетии. Даже если взять консервативную оценку роста японского "потенциального объема производства", объема производства экономики с полным задейсвованием всех ресурсов, был также только один год, в котором фактический объем производства вырос так же быстро, как и потенциал.
У экономистов есть специальное профессиональное название для того, что испытывает Япония: "Рост рецессии". Рост рецессии происходит, когда экономика растет, но этот рост не достаточно быстр, чтобы идти в ногу с расширением возможностей экономики, так что все больше и больше машин и работников простаивают. Обычно рост рецессии довольно редкое явление потому, что и подъемы и спады, как правило, набирают обороты, которые приводят либо к быстрому росту, либо к явному снижению. Япония, однако, по существу испытала на себе десятилетний рост рецессии, который оставил её настолько ниже того уровня, где она могла бы быть, что это стало граничить с новым явлением: рост депрессии.
Медлительность, с которой экономика Японии ухудшилась, сама по себе является источником большой путаницы. По причине того, что депрессия стала неожиданностью для страны, никогда не было момента, когда общественность требовала правительство сделать что-то кардинальное.  Из-за того, что экономический двигатель Японии постепенно стал терять мощность и скоро мог остановиться, правительство определило, что это не является успехом, в отношении продолжающегося роста экономики в качестве оправдания своей политики, хотя, что рост был хорош по отношению к тому, что могло и должно было быть достигнуто. И в то же время, и японские и зарубежные аналитики склонны предполагать, что, поскольку экономика росла так медленно и так долго, она не может расти быстрее.
Так в экономической политике Японии было отмечено странное сочетание самодовольства и фатализма с заметным нежеланием подумать над тем, как всё могло бы пойти так плохо.

2.4 Японская ловушка

Нет ничего таинственного в наступлении кризиса в Японии в 1991 году: рано или поздно финансовый пузырь обязан был лопнуть, и когда это случилось, то привело к снижению инвестиций, потребления, и, следовательно, общего спроса. То же самое произошло в США после того, как американский фондовый пузырь 1990-х лопнул, и снова после следующего десятилетия образовался но уже ипотечный пузырь. Вопрос заключается в том, почему японские политики, в частности, ее центральный банк, не смогли снова получить движущуюся вперёд экономику.
Самое время  вернуться к истории о компании по предоставлению услуг нянь для детей. Предположим, что существовала договоренность по обеспечению краха фондового рынка США для подрыва доверия потребителей. Обязательно ли это означает ужасный спад в экономике? Подумайте об этом таким образом: снижение потребительского доверия – это как, если бы по какой-то причине типичного члена кооператива стали менее охотно выходят, когда больше стремятся накапливать купоны на черный день. Это может действительно привести к резкому падению – но  не обязательно, если менеджмент был начеку и отреагировал, просто начав выпускать больше купонов. То есть именно то, что глава выпуска купонов Алан Гринспен сделал в 1987 году.
Или предположим, что эмитент купонов не среагировал достаточно быстро, и, что экономика действительно погрузилась в рецессию. Не паникуйте: даже если глава эмитента купонов временно потерял контроль над ситуацией, он все еще может изменить её, выпустив больше купонов, то есть за счет интенсивной денежной экспансии. Так были завершены рецессии в США 1981-82,1990-91 и 2001 годов.
Что насчет всех неудачных инвестиций, сделанных во время бума? Ну что ж, так много капиталовложений было потрачено впустую. Но нет никаких очевидных объяснений, почему неудачные инвестиции, сделанные в прошлом, ведут к фактическому спаду производства в настоящее время. Производственные мощности, возможно, выросли так, как и ожидалось, но на самом деле они просто не упали. Почему бы просто не распечатать достаточно денег, чтобы продолжать тратить так, чтобы экономика в полной мере использовала свой потенциал?
Помните, что история кооператива говорит, что экономические спады не являются наказанием за наши грехи, и что мы обречены страдать. Капитолийский холм кооператива не попал в беду потому, что его члены были «плохими», «неэффективными нянями», эти неприятности не выявили фундаментальных недостатков " Capitol Hill values " или " crony baby-sittingism ". Это была техническая проблема – слишком много людей гонится за слишком небольшим количеством денег – что может быть, и было, решено с чистой совестью. И так история кооператива должна привить нас от фатализма и пессимизма. Подразумевается, что рецессии всегда, и вообще легко, излечимы.
Но в таком случае, почему Япония не восстановилась так быстро после того, как пузырь лопнул? Как могла Япония застрять в кажущейся неразрешимой рецессии – в той, которую она, казалось  бы, могла прекратить простой печатью новых купонов? Ну, если мы немного расширим историю кооператива, то не трудно создать что-то, что выглядит очень похоже на проблемы Японии.
Во-первых, мы должны представить себе, кооператив, члены которого поняли, что есть некоторые неудобства в их системе: сложилась бы ситуация, когда пара оказалась бы в необходимости выходить несколько раз подряд, и исчерпала бы свои купоны, и, следовательно, не смогла бы получить свои плоды от них, которые бы полностью компенсировали их затраты. Чтобы решить эту проблему, предположим, что кооператив позволил членам занимать в случае необходимости дополнительные купоны у правления компании, с погашением купонов, полученных от последующих заемщиков. Однако для предотвращения злоупотреблений членами от этой привилегией правлению необходимо наложить некоторые санкции, требующие заемщиков погашать купоны, которые они заняли.
В рамках этой новой системы, семьи будут удерживать небольшие запасы купонов, чем раньше, зная, что они могли бы заимствовать больше, если в этом была необходимость. Сотрудники кооператива, однако, приобрели новый инструмент управления. Если члены кооператива сообщили, что «было легко найти няню, но трудно найти возможности для неё», то есть условия, на которых участники могли бы заимствовать купоны, можно было бы сделать более благоприятными, поощряя больше людей брать эти займы. Если бы «нянь» не хватало, эти условия могли бы ухудшить обстановку, призывая людей меньше брать займы.
Другими словами, это более сложный кооператив имел бы инструмент центрального банка, который мог бы стимулировать депрессию экономики за счет снижения процентной ставки, и предотвращать её перегревание, подняв ее.
Но в Японии процентные ставки упали почти до нуля, и до сих пор экономика находится в стагнации. Есть ли польза от всего выше сказанного?
Ну, представьте себе, что существует сезонность спроса и предложения на «нянь». Зимой, когда холодно и темно, пары не хотят выходить на улицу, и вполне готовы остаться дома и заботиться о чужих детях, тем самым накапливая средства, которые они могут использовать в летнее время. Если эта сезонность не слишком выражена, то кооперативная экономика может по-прежнему держать спрос и предложение на нянь в балансе, взимая низкие процентные ставки в зимние месяцы, и более высокие в летнее. Но предположим, что сезонность достаточно сильна. Тогда в зимнее время, даже при нулевой процентной ставке, будет больше пар, ищущих возможности нянчить, чем пар, ищущих нянь, что означает, что няням будет трудно найти работу, это означает, что пары, ищущие возможность создать резервы для летнего периода, будут еще меньше готовы использовать эти средства в зимнее время, для найма няни. Таким образом, «рынок нянь» скатится в рецессию, даже при нулевой процентной ставке.
И в 1990-х годах в Японии были подобные описанным выше ситуации, но уже распространяющиеся на экономическую систему в целом. Возможно, это происходило из-за старения населения, возможно, также из-за неуверенности в завтрашнем дне, японская общественность не проявляла готовность потратить достаточно, чтобы использовать потенциал экономики, даже при нулевой процентной ставке. Япония, по мнению экономистов, погрузилась в страх "ловушки ликвидности". И то, что было сказано выше, это самое простое объяснение того, что такое ловушка ликвидности и как это может произойти.

2.4 Смирение со сложившейся ситуацией

Стандартный ответ на спад – снижение процентных ставок, чтобы приостановить инфляцию. Япония не спешила снижать процентные ставки после того как, пузырь лопнул, но это в конечном счете привело к тому, что им пришлось сократить их почти до нуля, и этого все еще было не достаточно. И что теперь?
Классический ответ, который был дан Джоном Мейнардом Кейнсом, заключается в том, что если частный сектор не будет тратить достаточно, чтобы поддерживать полную занятость, государственный сектор должен поддерживать слабые места в экономической системе. Правительство должно занимать деньги и использовать эти средства для финансирования государственных инвестиционных проектов, тем самым оно может обеспечить создание новых рабочих мест, что сделает людей более склонными к тому, чтобы тратить свои сбережения, что, в свою очередь, даст возможность для формирования еще больше рабочих мест и так далее. Великая депрессия в Соединенных Штатах была побеждена путем колоссального вливания государственных средств в программу общественных работ для обеспечения военной мощи во время Второй мировой войны. Почему бы не попробовать для придания импульса японской экономики, но в  более мирном варианте?
Япония пыталась. В 1990-х правительство подготовило ряд стимулирующих пакетов, заимствуя деньги на строительство дорог и мостов, не зависимо от того, нуждается ли страна в них или нет. Эти пакеты создавали новые рабочие места и приводили к росту экономики каждый раз, когда это происходило.
Беда в том, что программы не приводили к достаточно заметному росту японской иены. В 1991 году в Японии был довольно большой профицит бюджета (2,9 процента ВВП). А уже в 1996 году правительство работало с неприятным дефицитом 4,3 процента ВВП. Тем не менее, экономический двигатель все еще разогревался. Между тем, постоянно растущий дефицит начинал беспокоить Министерство финансов Японии, которое разрабатывало долгосрочную бюджетную политику. Большое беспокойство вызывала демографическая ситуация в стране (что также могло  иметь много общего с высокой степенью экономии и низким инвестиционным спросом). Как и другие страны, Япония пережила бэби-бум с последующим падением рождаемости, и столкнулась с перспективой роста соотношения пенсионеров к экономически активной части населения. Данная проблема является очень важной для Японии: численность ее трудоспособного населения постоянно снижается, а и число пенсионеров быстро растет. Поскольку пенсионеры являются тяжелым финансовым бременем для любого правительства современных стран (достаточно большие государственные пенсии, социальное и медицинское страхование), то Японии необходимо было создать специальный фонд для удовлетворения этих потребностей населения, что невозможно сделать с дефицитным бюджетом.
В 1997 призыв к финансовой ответственности возобладал над прагматичностью, и премьер-министр Рютаро Хасимото прибег к повышению налогов для сокращения бюджетного дефицита. Экономика быстро погрузилась в рецессию.
Так экономика Японии вернулась к дефицитному финансированию. В 1998 году Япония представила впечатляющую по своим масштабам новую программу общественных работ. Но здесь также встал финансовый вопрос, который теперь был наиболее острым. Инвесторы скоро заметили, что Япония работает с дефицитом бюджета в 10 процентов ВВП, и что отношение государственного долга к ВВП уже превысило 100 процентов. Такие цифры обычно ассоциируется с Латинской Америкой и риском гиперинфляции. Никто, конечно же, не ожидал гиперинфляции в Японии, но инвесторы начали волноваться по поводу долгосрочной устойчивости финансов этого правительства. Таким образом, попытка подтолкнуть экономику дефицитного финансирования, казалось, достигает своего апогея.
А какие еще были варианты?
Если увеличение государственных расходов – это один из стандартных методов поддержки экономики на одном уровне, то накачивание банков дополнительными средствами – это совсем другое. Одно из широко распространенных мнений о Великой Депрессии гласит, что она сохранялась так долго потому, что банковские кризисы 1930-31 нанесли долгосрочный ущерб кредитному рынку. Согласно этой точке зрения, были бизнесмены, которые были бы готовы потратить больше, если бы они могли получить доступ к кредитам, и которые на самом деле были квалифицированными заемщиками. Но банкиры, которые, возможно, дали бы эти кредиты были либо сами из бизнеса, либо не в состоянии привлечь средства, потому что доверие населения к банкам был подорвано. С точки зрения кооператива нянь, это равносильно тому, что люди, которые были бы готовы выйти зимой, и няни в летний период не могли бы получить доступ к оказанию этих услуг из-за того, что им не от куда было бы взять купоны на эти услуги.
Таким образом, одна из теорий спада японской экономики заключалась в том, что страна находилась в ловушке ликвидности главным образом потому, что её банки были финансово слабы; зафиксировать банковскую систему от колебаний рынка и экономика начнет восстанавливаться. И в конце 1998 года законодательное собрание Японии выделило $ 500 000 000 000 на план спасения.
Еще один вариант для Японии заключался в том, чтобы сделать все возможное, чтобы получить небольшой рост инфляции. Этому варианту необходимо объяснение.
Правда в том, что экономисты не задумывались над предметом ловушки ликвидности в течение очень долгого времени. Перед неприятностями в Японии в 1990-х годах, в последний раз крупная экономика оказалась в такой ловушке, когда случился кризис в США в конце 1930-х. Экономические историки склонны преуменьшить значение этого опыта, утверждая, что он либо не был истинной ловушкой ликвидности, что ФРС, возможно, имела возможность вывести в любой момент экономику из кризиса, если  бы только приложила достаточно усилий, либо попадание в эту ловушку было результатом точно определенных политических ошибок, которые вряд ли кто-то повторит. Так как контуры японской ловушки стали ясны только в середине 1990-х годов, экономисты не были в основном подготовлены – и, по мнению автора, не были заинтересованы в этом.
Но как сказал великий викторианский экономист Альфред Маршалл: «Экономика не является основой истины, но является механизмом для получения неё». Или, говоря простым языком, старые модели можно научить выполнять новые трюки. Как мы видели в пересмотренном варианте с нянями, модель, разработанная для объяснения, почему центральный банк может предотвратить спад за счет сокращения процентных ставок, также может объяснить обстоятельства, при которых это мера не работает. Также рассмотренная история, оказывается, предлагает некоторые рекомендации относительно путей, как выбраться из ловушки ликвидности, или, по крайней мере, как в первую очередь не попасть в неё.
Помните, что основная проблема с кооперативом нянь заключается в том, что люди хотят сэкономить кредитные средства, которые они зарабатывают от няни зимой, чтобы использовать их в летнее время, даже при нулевой процентной ставке. Но кооператив не может держать всю зиму нянь без работы, отставив их для летнего использования, таким образом, это в конечном итоге, не приводит ни к чему, кроме зимнего спада.
Ответ, который любой экономист сразу должен найти, заключается в том, чтобы выявить реальную цену: чтобы было понятно, средства сэкономленные в зимнее время, если держать их до лета, будут стоить меньше, чем зимой, таким образом, средств, чтобы оплатить пять часов работы няни зимой, хватит только на в четыре часа летом. Это будет стимулировать людей, чтобы использовать эти средства раньше, и, следовательно, создавать больший спрос на услуги нянь. Можно было бы подумать, что есть что-то несправедливое об этом и что это означает экспроприацию сбережений у населения. Но реальность такова, что в кооперативе не может быть зимнего хранилища нянь для летнего использования, так что это на самом деле вынужденная мера, чтобы стоимость часа работы была одинаковой и летом, и зимой.
Но то, что в экономике в целом соответствует нашим купонам на нянь, которые обесцениваются летом? Ответ – это инфляция, которая вызывает снижение реальной стоимости денег с течением времени. Если быть более точным, то это одна из вещей, которая может спасти экономику из ловушки ликвидности, она препятствует нерациональному накоплению денег. Как только возникает вероятность попадания в ловушку ликвидности – и по примеру к Японии это дает понять, что мы должны делать – невозможно не прийти к выводу о том, что ожидаемая инфляция может быть хорошей вещью потому, что она поможет выбраться из этой ловушки. Мы объяснили достоинства инфляции с точки зрения причудливой истории о кооперативе нянь, но к такому же выводу можно прийти после применения любой из стандартных математических моделей, которые экономисты обычно используют, чтобы описать денежно-кредитную политику. В самом деле, уже давно образовалось мнение, что умеренная инфляция может быть необходима для того, чтобы денежно-кредитная политика могла бороться рецессией. Тем не менее, сторонникам инфляции приходится бороться с консерваторами, которые считают, что стабильные цены всегда желанны, и что содействие инфляции является созданием опасных стимулов. Эта вера в важность стабильности цен не основана на стандартных экономических моделях, а, наоборот, на обычной теории, при применении к Японии в необычных обстоятельствах, результат прямо указывает на инфляцию как естественный выход. Но традиционная экономическая теория и традиционная экономическая мудрость не всегда одно и то же.

2.6 Восстановление Японии

Экономика Японии, наконец, начала показывать некоторые признаки восстановления примерно в 2003 году. Реальный ВВП начал расти на уровне чуть более чем на 2 процента в год, безработица сошла на нет, и дефляция страдающей экономики (ухудшающаяся ловушка ликвидности) утихла, хотя не было никаких признаков фактической инфляции.
Что послужило причиной улучшения?
Ответ, в основном, заключается в экспорте. В середине 2000-х в США был большой дефицит товаров, что повлекло за собой импорт огромного количества промышленных товаров. Часть импорта была из Японии, хотя самый большой рост импорта пришелся на Китай и другие развивающиеся экономики. Но Японии был выгоден экономический роста Китая потому, что многие китайские промышленные товары содержат компоненты, сделанные в Японии. Оборотная сторона импортного бума в Америке привела к повышению японского экспорта и восстановлению национальной экономики.
Однако побег Японии из своей ловушки остается пока временным явлением.

3 Glossary of terms

1     capital stock – капитал
2    collecting taxes – сбор налогов
3    creditor nation – страна-кредитор
4    domestic market – внутренний рынок
5    economic growth – экономический рост
6    recession – рецессия, экономический спад
7    agricultural nation – аграрная страна
8    metropolitan area – столичная зона
9    sophisticate – подделывать, придавать изысканность
10    gross domestic product – вловой внутренний продукт
11    investor – вкладчик
12    lender – кредитор
13    Ministry of Finance – Министерство Финансов
14    moral hazard – моральный риск
15    insulation – изоляция
16    bear the cost – нести расходы
17    speculative investments – спекулятивные инвестиции
18    unscrupulous lender – недобросовестный кредитор
19    inflate – раздувать
20    interest rate – процентная ставка
21    strategic design – стратегическое проектирование
22    import license – лицензия на импорт

Summary

The subject of my presentation is the financial system of Japan. The aim of this work is to show its evolution, to show how the system step by step came toward global leadership. Though Japanese financial system has to overcome many hidden obstacles on its way. Also, the results of this work show the reasons of recession and growth Japanese economy.  
First, I’ll give you some information about the period of the Japanese economy from 1953 to 1973, when it showed unprecedented growth. Also, prerequisites of the growth are introduced in this part.Then I’ll talk about the period from 1973 to the end of 1980th, when the Japanese economy had some problems that were prerequisites of future recession.After that in I’ll present you the reasons of economy recession in Japan in the beginning of 1990th, describe the government attempts to change the situation.Then I’ll give you the results of they actions.And at the end I’ll show the period of recovery and its prerequisites.
The Japanese economy has come a long way since the end of the American occupation to the modern state. Its raise has been so fast and without the expectation that the crisis that occurred in late 1980 - early 1990 caught everyone by surprise. The first reason explains the growth as the product of good fundamentals, above all excellent basic education and a high savings rate. Next reason is the direct interference of the government in the functioning of the market, because the economy's growth was at least partly channeled by the government's strategic designs, as bank loans and import licenses flowed to favored industries and firms. Another reason is the insulation of major companies from short-term financial pressures.
These reasons allowed the unprecedented economic growth in 60th. One by one, the Japanese government targeted "strategic" industries that could serve as engines of growth. Eventually, its dominance of the industry secured, Japan moved on to the next one. Steel, autos, VCRs, semiconductors— soon it would be computers and aircraft. But the weaknesses of the system were actually evident by the late 1980s.
Economic bubble has the following prerequisites.
First of all it is speculative investments in real estate that came close to provoking a banking crisis in the 1970s. Another reason is the principle of moral hazard. It means that any situation in which one person makes the decision about how much risk to take, while someone else bears the cost if things go badly.More than that the already inflated economic system was filled with surplus money by unscrupulous lenders. And at the end changes in the marketplace, notably the rise of alternative sources of corporate finance further eroded the profit margins of bankers who clung to safe, old-fashioned ways of doing businesses.
All of this reasons came to bubble burst. The bursting of the Japanese bubble wasn't entirely spontaneous: the Bank of Japan, concerned about speculative excess, began raising interest rates in 1990 in an effort to let some of the air out of the balloon. At first this policy was unsuccessful, but beginning in 1991 land and stock prices began a steep decline, which within a few years brought them some 60 percent below their peak.
After the crises the economy of Japan had not brought economic health but a steadily deepening malaise. Since 1991 Japanese economy has been growing steadily, but this growth has not reached the maximum ceteris paribus.
Japan, however, essentially experienced a decade-long growth recession, which left it so far below where it should have been that it verged on a new phenomenon: a growth depression.
After overcoming the crisis Japanese society didn’t prepare to use all the opportunities afforded to them by the market economy. the Japanese public didn't appear willing to spend enough to use the economy's capacity, even at a zero interest rate.
Japan's economy finally began to show some signs of recovery around 2003. Real GDP started growing at slightly more than 2 percent a year, unemployment came down, and the grinding deflation afflicting the economy (and worsening the liquidity trap) abated, although there was no sign of actual inflation.
In the middle years of this decade the United States ran huge trade déficits, importing vast quantities of manufactured goods. Some of these goods came from Japan, although the biggest growth came in imports from China and other emerging economies. But Japan benefited from Chinese growth too, because many Chinese manufactured goods contain components made in Japan. One flip side of America's import boom, then, was rising Japanese exports and a recovering Japanese economy.
Japan's escape from its trap remained provisional, however.
So, The development of the economic system in Japan shows that even the most successful economy in the world can not be immune from market gaps. Because this process subject only to the laws of the market economy and the government can only mitigate but not prevent this gaps.
1    Кругман, П. The return of depression economics [Текст] : П. Кругман. – США.: 2008 - ISBN 978-0-393-07101-6
2    Крамаревский, А. Англо-русский политический словарь [Текст] : в 2 т / А. Крамаревский . - М. : Альтерпресс, 2000.. - ISBN 966-542-136-0
3    Мамулян, А. С. Англо-русский полный юридический словарь = English-russian Comprehensive law Dictionary [Текст] : ок. 60 000 слов / А. С. Мамулян, С. Ю. Кашкин. - М. : Эксмо, 2008. - 814 с. - Парал. тит. л. англ. - ISBN 978-5-699-25291-6.
4    Мюллер, В. К. Большой англо-русский и русско-английский словарь [Текст] : 450 000 слов и словосочетаний: новая ред. / В. К. Мюллер. - М. : Дом Слав. книги, 2009. - 960 с. - ISBN 978-5-903036-78-3.
5    Терехова, Е. В. Политология. Международные отношения [Текст] : русско-англ. сл.-тезаурус: учеб. пособие / Е. В. Терехова. - М. : Флинта ; : МПСИ, 2007. - 432 с. - ISBN 978-5-89349-954-4. - ISBN 978-5-9770-0201-1.