1.3 Английская идеология в конце XVI - начале XVII вв.
Раннее новое время – это эпоха становления не только новых форм политической, социальной и экономической жизни, но и время глубоких перемен в системе миропонимания, расширения пределов известного и возможного. По словам современного исследователя Р. Тарнаса, именно в это время «Запад увидел рождение нового человека, заново осознавшего себя самого и свою свободу, любознательного ко всему, что касается мира, уверенного в собственных суждениях, скептически взирающего на любую ортодоксию, восстающего против авторитетов, ответственного за свои верования и поступки, влюбленного в классическую древность, но ещё больше преданного своей великой будущности...»55 .
Рассматривая идеологию второй половины XVI –XVII веков, следует отметить, что именно в это время серьезно пошатнулась монополия религиозного мировоззрения и единомыслия. Светская идеология, представленная прежде всего трудами выдающихся ученых и мыслителей, существенно расширяет границы познания и меняет представления о мире и человеке. В XVI–XVII вв. в европейской культуре формировались принципы познания, отличные от традиций средневековой и даже ренессансной учёности. Широкое интеллектуальное движение, благодаря которому трансформировалась система представлений о мире и человеке, были заново определены основания естественных дисциплин, исторических, политических, общественных, философских систем, получило название научной революции. Формирование новых представлений о роли науки в обществе затронуло самые разные сферы, ранее всего это нашло выражение в астрономии. Первым актом научной революции было математическое обоснование Николаем Коперником56 в сочинении «Об обращениях небесных сфер» гелиоцентричности Вселенной, что не только превратило библейский центр мироздания – Землю - в сателлита Солнца, оно также лишило человека его гордого положения венца творения, центральной фигуры мироздания. Отныне он виделся «песчинкой на третьеразрядной планете». Конгрегация индекса57, видимо, не сразу поняла революционное значение взглядов Коперника, и только в 1616 г., т. е. спустя 73 года после опубликования сочинения «Об обращении небесных сфер», внесла его в Индекс запрещенных книг с оговоркой «впредь до исправления». Только в 1828 г., т. е. по истечении 212 лет, запрет был снят.
Чтобы окончательно утвердилась гелиоцентрическая теория, нужна была новая физика, новая небесная механика и новая философия, породившая, в свою очередь, новые представления об обществе и государстве. Основы новой механики — динамики заложил Галилео Галилей58 в своих двух основных работах: «Диалог о двух системах мира - Птолемеевой и Коперниковой» (коротко «Диалог») и «Беседы и математические доказательства, касающиеся двух новых отраслей науки, относящейся к механике и местному движению» (коротко «Беседы») 59.
Галилей несказанно расширил представления о пределах Вселенной и тем самым актуализировал для научной мысли категорию пространства60.
Полному торжеству гелиоцентрической системы мира способствовал Иоганн Кеплер61. Используя накопленные к тому времени знания, он сформулировал законы, получившие его имя62. К концу XVII в. система Птолемея стала анахронизмом даже в глазах обывателей. Хотелось бы подчеркнуть, что выдающихся мыслителей раннего нового времени достаточно сложно отождествлять с какой-либо определенной наукой, и любые открытия в области астрономии, физики, математики легли в основу – или, что вполне вероятно – стали следствием открытий в гуманитарной сфере. В первой половине XVII в. были также совершены важные открытия в медицине, химии, ботанике. Так, Уильям Гарвей63 внешне разделяя традиционные представления о «жизненной силе» (духе) и т. п., сосредоточил свое внимание на механизме жизнедеятельности организма. Он писал: «Я стремлюсь изучить и обучать анатомии не из книг, а из анатомирования, не из суждений философов, а из механизма природы». Опираясь на данные сравнительной анатомии, Гарвей открыл систему кровообращения. Этим было положено начало революции, преобразовавшей медицину64. Научные достижения, так много изменившие в представлениях о мире и человеке, вызвали потребность в разработке нового метода, и эту задачу выполнил англичанин Френсис Бэкон65. В частности, в «Новом органоне, или Великом восстановлении наук» (1620), предпринималась попытка переоценить всю систему знаний, доступных человеку той эпохи, дать руководства к систематизации наук и предложить метод отыскания истины. Английский философ обосновал индуктивный метод как единственный, заслуживающий названия научного. Этот метод возвышал значение наблюдения и опыта, эксперимента с отдельными явлениями и предметами, чувственного и рационального проникновения в естественную сущность вещей. За наблюдениями следовали выводы и рассуждения. Знание, извлечённое из частных, документально подкреплённых фактов, представляло, по словам философа, подлинную ценность для практики, в отличие от знания, в котором примеры лишь иллюстрировали абстрактные постулаты. Взгляды Бэкона явился отражением нового, экспериментально-индуктивного метода естествознания. Цель научного познания он усматривал в «увеличении власти человека над природой»66, и, как следствие – увеличение роли личности в жизни общества и государства.
В течение жизни одного поколения коренным образом изменилось соотношение между естественными и гуманитарными науками. Новая философия складывается под влиянием успехов нового, математического естествознания. На континенте большой популярностью пользовались сочинения французского философа Рене Декарта67, который продолжил и развил концепцию Бэкона в трудах «Рассуждения о методе» и «Начала философии». Труды Декарта внесли существенный вклад в формирование рациональной механистической картины мира. В согласии с Ф. Бэконом Декарт усматривал высшую цель науки в завоевании человеком господства над силами природы, поставив их на службу человеку, его благу. Практическая польза - такова конечная цель новой науки. Но подобная наука требует достоверных знаний, а не умозрительных спекуляций. Разделяя точку зрения Бэкона, что наука начинается с сомнения, Декарт вместе с тем продолжал: «сомнение есть акт мышления, его достоверность подтверждается». Это и был знаменитый принцип Декарта – «мыслю, значит существую». Отсюда следовала ведущая роль научной гипотезы в процессе получения нового знания68. Завершение научной революции связано с достижениями еще одного выдающегося англичанина - Исаака Ньютона69. Главный его труд - «Математические начала натуральной философии» (1687 г.) - содержит математически обоснованную картину нового мироздания. В законе всемирного тяготения содержался ответ на вопрос, почему планеты движутся не по круговым, а по эллиптическим орбитам. Тем самым новая картина мира предстала относительно устойчивой и однозначной. Философский ее смысл заключался в том, что вместо телеологического объяснения мироздания, т. е. объяснения вопроса, для чего что-либо служит, новую науку интересовало, каким образом данное устроено. Иными словами, объяснение стало отныне причинно-следственным, или, научно доказуемым. Сформировался рациональный тип мышления, разделявший все черты восторжествовавшего в XVII в. механицизма. Его ведущими принципами стали: абсолютный характер времени (существующих сами по себе, независимо от материи и движения); всеобщий характер движения (наряду с протяженностью); причинно-следственная связь всех явлений в мире. Произошло фундаментальное обновление метода научного познания - процедуры исследования и доказательства70.
Несмотря на выдающиеся достижения и научные открытия, религиозное мировоззрение продолжало играть очень важную, если не определяющую роль в жизни европейского общества. Однако и в церковно-государственных отношениях, и в личностном восприятии духовных проблем происходят серьезные перемены.
Значительное влияние на идеологию продолжали оказывать последствия проведённой ранее Реформации. В 1534 г. парламент по настоянию Генриха VIII принял Акт о Супрематии, провозгласивший короля Генриха «верховным главой церкви Англии». Отныне власть Папы упразднялась в пределах королевства, а большая часть титулов, почестей, достоинств, привилегий, юрисдикций и доходов переходили к королю. Подчинение церкви королю, превращение ее в часть государственного аппарата стало одним из самых действенных средств усиления могущества английской абсолютной монархии, способствовало росту политического авторитета короля в стране и за пределами. Открывшиеся в связи с изданием Акта о Супрематии возможности секуляризации церковных земель и имущества, передачи огромных средств в ведение короны, имели большое значение для разрешения финансовых проблем правительства Генриха VIII. В результате упразднения монастырей корона получила на 500 тысяч фунтов движимости, и, по меньшей мере, 131 тысяч фунтов дохода с земель ежегодно. Хотя секуляризация в Англии была неполной, так как ей подлежали земли монастырей, но не епископата и капитулов, здесь, как, ни в какой другой стране, она сыграла значительную роль в капиталистическом развитии деревни. Заметим так же, что секуляризация уничтожила значительную группу аристократии - аббатов и приоров, что опять же было наступлением на господствующий класс отживающего общества71.
Страна раскололась. Два лагеря противостояли друг другу: в одном были те, кто творил это, и те, кто, симпатизируя лютеровским идеям, снисходительно смотрел на грабеж, в другом — правоверные католики, которые не могли смириться с государственным насилием над верой их отцов72. Особенно сильно этот раскол ощущался в начале царствования Елизаветы Тюдор, поскольку за протестантскими реформами правительства Эдуарда VI73 последовали несколько лет царствования её старшей сестры – Марии74, которая направила все свои силы на реставрацию католицизма. Елизавета здраво оценивала реальное положение дел. Признанная Ватиканом незаконнорожденной, она была возведена на английский престол определенными общественными группами для того, чтобы защищать их интересы. Те, кто так исступленно ждал пришествия Елизаветы, естественно, надеялись, что она немедленно вернётся к Реформации и сделает церковь более похожей на первоначальную апостольскую. Однако необходимо было взвесить все «за» и «против», прежде чем разжечь огонь, который вновь поднимет англичанина на англичанина. Чтобы потрафить собственным подданным, необходимо было всячески подчеркивать свою приверженность реформированной религии, но в то же время дать понять католикам, что она вовсе не религиозный радикал и, как может, сдерживает натиск непримиримых протестантов. Независимая церковь Англии была восстановлена и подкреплена деятельностью суда коллегии уполномоченных духовных лиц, названной судом Высокой комиссии. В январе 1559 г. на парламентской сессии были приняты статут о королевском верховенстве и статут о единообразии богослужения. В статуте о королевском верховенстве, по сравнению с Актом о Супрематии, формулировка была более лояльной по отношению к церкви, и Елизавета была названа «верховной правительницей этого королевства и всех остальных доминионов и стран Ее Величества, равным образом как в духовных и церковных делах, так и в светских, и ни один иностранный государь, человек, духовное лицо, государство или владетель не имеет и не может иметь никакой юрисдикции, власти, превосходства, преимущества или авторитета в церковных или духовных делах в этом королевстве»75. Указом этого же парламента было предписано богослужение в соответствии с Книгой Общих Молитв. Впоследствии были так же незначительно переделаны «Сорок две статьи», что никак не отразилось на их содержании, и в 1571 г. изданы как официальный Символ веры англиканской церкви - «Тридцать девять статей», до настоящего времени являющиеся вероучительной основой англиканства76. Таким образом, парламент и новая английская королева восстановили англиканство, выразив полное согласие с его политической и теологической доктриной. Англиканство пронизано духом компромисса между католическими и протестантскими догматами. С одной стороны, здесь присутствует полный разрыв с Римом, верховенство светской королевской власти в церкви, с другой стороны, охраняется церковное иерархическое устройство, бесправие мирян и общин, подчинение низшего духовенства высшему - епископам и архиепископам. Сохраняется институт епископов. Во главе духовенства Англии был поставлен архиепископ Кентерберийский, носящий титул примаса и назначаемый королем. С одной стороны, в англиканстве признаются протестантские догматы об оправдании верой, о Священном Писании как источнике откровения, с другой, сохраняется католический догмат о единоспасающей роли церкви, хотя и с оговорками. По-прежнему взималась десятина, которая шла теперь в пользу короля. Наконец, с одной стороны, богослужение шло в англиканской церкви на английском языке, а не на латыни, как у католиков, с другой, сохранялся пышный культ, близкий католическому77. Это удивительное церковное урегулирование, которое ни одну из сторон не устраивало до конца, обеспечило, тем не менее, мир, и на время уберегло Англию от религиозных войн, терзавших ее соседей. Кроме того, англиканская церковь стала надёжным союзником королевской власти. Король, являясь главой церкви, гарантировал ей сохранение огромных богатств, остававшихся еще у церкви после секуляризации монастырских имуществ. Королевская власть гарантировала англиканству положение господствующей, единственно признанной государством церкви, поступление в ее пользу десятины и других многочисленных доходов78. По воле монарха замещались вакансии иерархов церкви - архиепископов и епископов и толковались, в конечной инстанции, догматы вероучения. Церковь превратилась с этих пор в институт, самым непосредственным образом поставленный на службу интересам двора. Церковные суды, находившиеся под началом епископов, привлекали прихожан к ответу не только за неуплату церковной десятины, но и за непосещение воскресной службы, за ересь, за «распущенность» и т. п. Осуществлявшаяся церковью цензура печатного слова выискивала не только ересь, но и политическую крамолу. Наконец, функционировавшая под началом архиепископа так называемая Высокая комиссия являлась, по сути, таким же орудием королевской прерогативы, как и печально знаменитая Звездная Палата. «Англиканская церковь представляла собой одно из звеньев, причем самое эффективное, бюрократической системы абсолютизма в этой стране»79. Тем не менее, реформированная церковь придерживалась более либеральных позиций, что способствовало демократизации отношений и появлению различных мнений внутри самой церкви. Вскоре и среди англикан произошёл раскол. Вновь созданная церковь устраивала далеко не всех. Разногласия в религиозной сфере отражали усилившиеся экономические и политические противоречия между различными слоями населения. В стране стало развиваться общественное, религиозно – политическое движение, известное под названием пуританизм80. Пуритане считали епископальную церковь полупапистской, остановившейся на полдороге между протестантством и католичеством. С другой стороны, пуритане критиковали зависимость англиканской церкви от правительства. Пуритане в своей жизненной позиции опирались на библию, изучая её они ничего не находили в священном писании о господстве королей над религией. С. Р. Гардинер указывает на антимонархическую природу их требований: «Каждый убежденный пуританин верит, по крайней мере, что пресвитерианство единственный образец церковного управления, имеющий божественное происхождение и данный на все времена»81. По мнению пуритан, пресвитеры вместе с избранными старейшинами из среды мирян должны обладать высшей властью во всех духовных делах. Впрочем, Гардинер ошибается в одном - пресвитерианство также не являлось идеалом для всех пуритан. Против него выступало второе значительное направление в пуританстве, носившее разные названия: «браунистов»82, «конгрегационалистов»83 или «индепендентов»84. Они провозглашали полную автономию и независимость каждой религиозной общины, как от государственной власти, так и от какой – либо общей церковной организации. Индепенденты являлись противниками не только епископов, но также выступали против власти пресвитерианских синодов. Самих же пресвитеров они считали «новыми тиранами». Индепенденты решительно высказывались за максимально «свободные» формы самого богослужения, считая противоречащим Священному Писанию составление каких-либо обязательных молитв, гимнов или обрядов; они предоставляли каждому участнику религиозного собрания право «свободно проповедовать» или даже свободно «пророчествовать» на основании собственного понимания текстов Священного Писания. Акцент на проповедничество - интеллектуальный элемент протестантизма в противовес сакральному и литургическому элементам католицизма - характерен для реформационных движений в целом. Проповедь в той или иной форме - но неизбежно - затрагивает волнующие слушателей проблемы современности85. Учитывая, что к индепендентам принадлежала средняя и мелкая городская буржуазия, часть дворянства - джентри, часть крестьянства, преимущественно восточных графств, где долго сохранялись традиции лоллардизма86 и городские плебейские элементы, можно представить какие вопросы затрагивались в этих проповедях, чтобы достучаться до сердец прихожан. Поэтому Елизавета, не без оснований, видела угрозу самому институту монархии в идеях пуританизма. Благодаря пуританству стали появляться политические и конституционные теории, которые вскоре получили широкое распространение в оппозиционных кругах английской буржуазии и дворянства. Одним из самых главных элементов этих теорий являлось учение об «общественном договоре». Его сторонники придерживались мнения, что королевская власть установлена не богом, а людьми. Ради своего блага народ учреждает в стране высшую власть, которую и вручает королю. Но при этом права короны не должны становиться безусловными. Наоборот, по мнению этих теоретиков, корона с самого начала должна быть ограничена договором, заключенным между народом и королем, как носителем верховной власти. Основное содержание этого договора должно заключаться в управлении страной и согласием с требованиями народного блага. Пока король придерживается этого договора, его власть нерушима. Но как только король начинает забывать, для каких целей учреждена его власть, и, нарушая договор, начинает править так, что приносит этим вред интересам народа, то его подданные имеют полное право расторгнуть договор и лишить короля полномочий, которые были ему переданы87. Многие из числа наиболее радикальных последователей этого учения из этой теории делали вывод, что подданные не только могут, но даже обязаны выйти из повиновения королю, если только тот превратится в тирана. Кроме того, они утверждали, что подданные не должны сидеть, сложа руки, а обязаны восстать против тирана и убить его ради восстановления своих попранных прав. Одними из самых известных представителей этих тираноборческих теорий в Англии в XVI в. были Джон Понет и Эдмунд Спенсер. О том, что идеи тираноборцев пользовались огромной популярностью, свидетельствует хотя бы тот факт, что «Краткий трактат о политической власти» Понета, который был впервые издан в 1556 г., переиздавался накануне революции – в 1639 г. и в самый разгар ее – в 1642 г. С рядом публицистических работ пуританского характера по вопросам конституции в 30 – 40 годах XVII в. выступил Генри Паркер. Впоследствии его учение о происхождении власти путем общественного договора и вытекающих отсюда основных правах английского народа имело большую популярность и оказало огромное влияние на изменение отношении английского народа к особе короля88.
Таким образом, рассматриваемый период отмечен интенсивным развитием хозяйственной жизни, социальной активностью, развитием науки и культуры. Увеличение объема производства и обусловленное им оживление внутренней и в особенности внешней торговли повлекло за собой разделение труда. Это выражалось не только в усилении процесса отделения промышленности от земледелия, но и в резком расширении сфер приложения труда в самой промышленности как вследствие дробления унаследованных от средневековья отраслей производства, так и вследствие возникновения множества новых отраслей промышленности, ранее здесь неизвестных. Последствия развития промышленности сказались и на положении в деревне. Издавна связанная с рынком, английская деревня оказалась удачным местом для возникновения новой капиталистической промышленности и нового капиталистического земледелия. Последнее намного раньше, чем промышленность, стало выгодным объектом приложения капитала; в английской деревне особенно интенсивно происходило первоначальное накопление. В первой половине XVII в. в английской деревне огораживания шли полным ходом. Эти десятилетия были также временем невиданного роста земельной ренты.
Территориальное распространение и перемещение промышленности приводят к возникновению новых промышленных городов на месте старых деревень, вызывают значительную миграцию народонаселения не только из деревень в города, но также из старых, приходящих в упадок городских поселений в новые центры промышленности и торговли. В Англии шел интенсивный процесс формирования национального рынка. Во внешней торговле страна постепенно начинает занимать первое место. Под влиянием всех этих изменений в социальной структуре общества происходит «качественный скачок», приведший к образованию новых общественных классов и новых классовых противоречий по сравнению с предшествующим периодом. Новому дворянству и буржуазии для дальнейшего развития требовалось не только сохранить, но и расширить свои полномочия, для того, чтобы активнее вмешиваться в политическую жизнь страны.
В начале века также продолжается и научная революция. Это был век новой науки и, хотя полного торжества рационализма ещё не произошло, однако человек значительно расширил диапазон своих знаний о мире, пришёл к выводу о том, что его можно постичь путём наблюдения, опыта и усилий разума. Наука впервые стала светской, и, несмотря на все усилия, выскальзывала из- под влияния церкви. Тем более, при Тюдорах Англия не была едина в религиозном вопросе. В результате Реформации произошло не только разделение на католиков и англикан. В рядах самих англикан появились разногласия. В стране стало развиваться религиозно-политическое движение – пуританизм. Пуританство было не только церковным движением, выступавшим с требованием переустройства церковной организации в интересах буржуазного развития страны. Именно в среде пуритан возникли политические и конституционные теории, которые вскоре получили широкое распространение в оппозиционных кругах английской буржуазии и дворянства. Это, прежде всего учение об «общественном договоре» и тираноборческие теории. В этот сложный период, когда над страной веял ветер перемен, королём Англии становится Яков Стюарт. О. Дмитриева остроумно заметила, что Яков «был шотландец - огромный минус, но протестант и мужчина - безусловный плюс»89. Католики рассчитывали на снисхождение к себе со стороны сына католички Марии Стюарт и на изменение религиозной политики короны. Ту же надежду питали страны континентальной Европы, которые рассчитывали на изменение внешнеполитического курса Англии в сторону католического мира и перестановку сил на международной арене в свою пользу.
Государства же, исповедующие протестантизм, полагали, что Якову так или иначе предстоит защищать англиканскую церковь, в противном случае его пребывание на английском престоле могло оказаться очень непродолжительным. Они также рассчитывали на продолжение внешней политики Елизаветы и на укрепление политических и экономических связей с Англией.
Пуритане, памятуя о том, что нередко находили прибежище на шотландской земле, считали, что смогут добиться поддержки в легализации своей деятельности.
Феодальная аристократия воспрянула духом в самонадеянной надежде, что король, поскольку он чужеземец и не имеет корней в Англии, станет искать поддержки у старейших представителей английского общества. Что же до джентри и буржуазии, то они, прежде всего, были озабочены своим экономическим благосостоянием и вытекающими отсюда политическими требованиями. К моменту начала правления Якова их положение было уже достаточно прочно, и они рассчитывали укрепить его ещё более через территориальное объединение с Шотландией.
Таким образом, к моменту воцарения Якова Стюарта ситуация была достаточно благоприятной, и многие слои английского общества в самом факте восшествия Якова Стюарта на английский престол усматривали для себя определенные преимущества и встретили его вполне радушно. Однако уже вскоре после начала работы его первого парламента начали выявляться серьёзные разногласия между подданными и сюзереном. Сам Яков не сразу оценил уровень противоречий между короной и парламентом, хотя именно в его лице мы встречаемся не только с главой государства, абсолютным монархом, но и с незаурядным политическим мыслителем своей эпохи.
1.4 Идеал абсолютной монархии в произведениях Якова I Стюарта
Самым известным сочинение Якова Стюарта считается его политический трактат «Истинный закон свободных монархий». Данная работа впервые увидела свет в 1598 г. и традиционно считается единственным англоязычным сочинением эпохи королевы Елизаветы, в котором четко сформулирована доктрина абсолютной монархии. Уже его полное заглавие - «Истинный закон свободных монархий, или обоюдный и взаимный долг между свободным королем и его подлинными подданными», говорит исследователю о многом. Смысловую нагрузку здесь несут «свобода» короля, совмещенная с «взаимностью» обязательств между монархом и его народом. Именно поэтому король и пишет сочинение для блага своих «дорогих соотечественников», выражая надежду, что они станут «ограничивать все свои действия рамками этих основ». С помощью «Истинного закона» Яков рассчитывает воспитать честных и покорных поданных он пишет: «когда вы по воле случая столкнетесь с кем-либо, кто станет прославлять или оправдывать прошлые восстания, произошедшие в этой стране, или какой-либо другой, вы были бы вооружены против их [коварных] песен Сирены, помещая их отдельные примеры в рамки этих основ»90. Преследование этой цели предполагает ориентацию на широкую и весьма разнородную аудиторию. Очевидно, поэтому Яков старался писать доступным языком и отказался от ведения открытого спора. Однако «Истинный закон» произведение, без сомнения, полемическое. Это легко заметить по некоторым характерным чертам. Прежде всего, потому что «Шотландский Соломон» делает упор на, как это сейчас принято называть, актуальность поднятой им темы. «Нет другой вещи столь необходимой для познания народом любой земли, вслед за познанием их Бога, как правильное познание их верноподданства согласно форме правления, установленной среди них...» Незнание в этой сфере не раз «приводило к краху и уничтожало различные цветущие государства»91. Следующее утверждение Якова: «…ни одно Государство, которое когда-либо существовало от начала времен, не имело большей потребности в истинном знании этой основы, чем это наше столь долго пребывавшее в беспорядке и расстройстве Государство»92 - не столь злободневно для Англии, где в это время монархия находилась в зените своей славы, но более чем справедливо для Шотландии. Тяжёлый королевский венец возложили на голову Якова в очень юном возрасте – 1567 году, когда он ещё не достиг совершеннолетия и потому должен был находиться под опекой регентов. В условиях острой политической борьбы особенно обострившейся после отречения Марии Стюарт93, отсутствие в стране сильной королевской власти предопределило на ближайшие десятилетия состояние политической нестабильности в стране, сепаратизм феодальной аристократии, усиливающийся постоянным иностранным вмешательством. Шотландия вновь оказалась во власти регентов, каждый из которых отстаивал интересы той или иной группировки шотландской аристократии. Вторая половина XVI в. ознаменовалась резким обострением внутриполитических конфликтов в Шотландии. В результате, были полностью сведены на нет многолетние усилия шотландских королей в деле дальнейшего продвижения и завершения процесса политической централизации Шотландского королевства. Л. Сербинович в своей диссертации приводит слова из донесения английского резидента Роберта Боуса: «... накал страстей [в Шотландии] после отречения королевы [Марии Стюарт] достиг опасных масштабов»94.
В борьбе за власть враждующие между собой семейства феодальных магнатов широко использовали институт регентства. Так, за период с 1567 по 1583 гг. в качестве регентов Шотландией последовательно правили Морей, Леннокс, Map, Морттон, за каждым из которых стояла одна из «партий». Можно смело предполагать, что в этих печальных обстоятельствах детства кроется основной мотив, побудивший шотландского короля к написанию трактата, который должен обосновать права суверена принимать единоличные решения и возродить престиж института монархии. Яков понимает, что его сочинение вызовет, мягко говоря, недоумение публики и потому в завершении вводной части обещает разъяснить в конце трактата места, которые могут вызвать возражения. Свои рассуждения король строит на основании текста Священного Писания, на фундаментальных законах Шотландского королевства и на естественном праве, которое он называет «Законом Природы». Одно из положений, лежащих в основе рассуждений шотландского короля, - тезис о совершенстве монархии: «эта форма правления, благодаря схожести с Божественной, стоит ближе всего к совершенству, с чем изначально согласились все ученые и мудрые мужи; единство есть совершенство всех вещей»95. Яков не останавливается на разборе отдельных типов монархического строя. Он пишет только о «свободных монархиях», отмечая, что его рассуждения касаются не «выборных королей и, еще меньше, того сорта правителей, какими являются герцоги Венеции, чье аристократическое и ограниченное правление не имеет ничего общего со свободными монархиями; хотя из злонамеренности некоторые писатели не стыдятся отрицать какие-либо отличия между ними»96. Воспринимая идею о приоритете свободного единоличного правления над любыми другими формами государственного устройства как аксиому, Яков рисует идеальную модель взаимоотношений между королем и его поданными. Прежде всего, апеллируя к тексту библии он стремится доказать, что монархия стала прямым установлением Божьим. Король цитирует и комментирует восьмую главу Первой книги Царств - о даровании царя народу Израиля. Если мы вслед за автором обратимся к разбираемому отрывку, то обнаружим некий парадокс. Избранный народ божий получил от Бога монархию по своей же просьбе, сделав при этом большую ошибку, поскольку предпочёл монархический строй прямому правлению Бога. Таким образом, иудеи получают подобие божественной власти, которая, как мы видим из дальнейшего текста Писания, может принимать и тиранические формы. Однако Яков приходит к выводу, что Иудейское царство «может и должно быть образцом для всех христианских и хорошо обоснованных монархий, как установленное самим Богом, который через своего Пророка и своими устами дал ему законы»97. Поскольку шотландский король писал для своих поданных, то, как это делают и многие нынешние политики, он обратился за подтверждением правильности своих претензий к национальной истории. Яков рассказывает о том, как на территорию Шотландии пришёл из Ирландии король Фергюс и стал править на этих землях. Из-за отсутствия точных ссылок в этой части «Истинного закона» невозможно сказать, о каком Фергюсе писал Яков98. Но в данном контексте это не столь важно, поскольку на наш взгляд, Фергюс для шотландцев столь же малоизвестная и полулегендарная фигура, как Рюрик для русских. Основатель династии в интерпретации Якова выступает скорее как мифологический культурный герой», на плечах которого лежит цивилизаторская функция. Добрый и сильный, он приходит из более развитой страны на дикие земли, населенные варварами, и создает там государство. Фергюс появился в Шотландии, когда там не существовало никаких властных институтов: «Короли в Шотландии появились раньше любых сословий и рангов людей, раньше, чем стали собираться Парламенты или издаваться законы»99. Совершенно очевидно, что король стремится здесь провести параллель между частным шотландским примером и универсальным библейским образом.
Яков признавал, что не всегда монархия устанавливалась мирным путём. Интересно, что в то время, когда, многие просвещенные умы нарекали захватчиков власти узурпаторами и тиранами, Яков так не считает, утверждая, что добытая таким образом власть имеет законную силу. «Разве, когда Нормандский Бастард пришел в Англию и сделался королем, это произошло не благодаря силе и с помощью мощной армии?.... И, тем не менее, его наследники в великом счастье наслаждаются Короной и по сей день»100. В свете теории, которую развивал король, он по понятным причинам всегда стремился переносить рассуждения о тирании в разряд нравственных проблем. Как писал в своё время Кузнецов «тиран в глазах Якова – настоящее чудовище, которое навлекает на свою страну бедствия, поскольку он считает своё положение безопасным только в раздробленном и в разделённым на различные группировки обществе, потому и прикладывает свою руку к гибели государства»101. Но, несмотря на это, Яков отказывает народу в праве на сопротивление. Объясняя свою позицию, король вновь обращается к Первой книге Царств, цитируя то её место, где Самуил рассказывает о том, какие злоупотребления может принести с собой монархия102. Самыми важными в для Якова в данный момент являются заключительные слова речи: «и восстанете тогда от царя вашего, которого вы избрали себе, и не будет Господь отвечать вам тогда»103. Стоит только задуматься над словами священной книги, ведь в том, что было обещано там, есть большие возможности к злоупотреблениям. Невольно снова задаешься вопросом: как можно считать абсолютную монархию лучшей формой правления страной? Возможно, ответ заключается в том, как шотландский король интерпретирует этот отрывок: «Как если бы он сказал – пишет Яков о речи Самуила – «когда вы найдете подтверждение тому, от чего я сейчас предостерегаю вас, хотя вы и пожалеете, и возропщете, однако, не сможете законно сбросить с себя этот груз, не только из уважения к указанию Божьему, но, также потому, что сами избрали его для себя»104. Если следовать логике коронованного автора, то он по-своему прав, ведь иудеи сами стремились идти по этому пути. Согласно библии «народ не согласился послушаться голоса Самуила, и сказал: «нет, пусть царь будет над нами, и мы будем как прочие народы: будет судить нас царь наш, и ходить пред нами, и вести войны наши»105. Яков приходит к выводу, что «…если избранному народу божьему пророк Самуил обещает тиранию и народ этот соглашается, на какую свободу, направленную против христианской монархии, горячие головы и мятежные умы могут справедливо претендовать?»106 Неправомочность восстания против короля доказывается Яковом и с помощью сравнения норм взаимоотношений между людьми стоящими на разных ступенях социальной лестницы. «Если закон запрещает держателям и вассалам какого-либо Лорда под любым предлогом контролировать или смещать своего Хозяина и господина (о чем свидетельствуют яснее Солнца все Законы на свете), насколько меньше прав у подданных и вассалов верховного господина, короля, контролировать или смещать его?»107. Ещё одним аргументом в пользу не сопротивления королю, для Якова служит уверенность, что монарх отец для своих поданных. Из чего следует, что восстание против государя — это святотатство. «Разве можно под любым предлогом злости или суровости с его стороны справедливо оправдать детей, поднявших на него руку?»108 Частые ссылки на Священное Писание, говорит нам о том, что Яков, вне всякого сомнения, человек религиозный и главенство над страной жестокого монарха воспринималось им как наказание народу за грехи. Потому его надо терпеть и даже повиноваться. Ничего удивительного, что в свете развитой им концепции Яков отвергает популярную тогда теорию «общественного договора». В своё время один из воспитателей юного короля Джордж Бьюкенен на страницах сочинений «О праве королевской власти в Шотландии» и «История Шотландии» обосновал эту теорию и право на свержение тирана, подкрепляя свои доводы примерами из национальной истории. Бьюкенен, несомненно, стремился внушить молодому королю идеи, которые разделял сам. Результат, однако, оказался совершенно противоположным. Когда подросший воспитанник изложил свои взгляды на бумаге, выяснилось, что он стремился всеми способами опровергнуть тезисы своего наставника и, по возможности, нейтрализовать их влияние на умы и чувства своих подданных. Шотландский король отрицал наличие какого-либо соглашения между монархом и подданными, накладывающего определенные ограничения на правителя. Коронационная клятва не содержала никаких обязательств короля перед народом, а лишь была свидетельством его добровольных благих намерений. Яков рассматривает этот вопрос, опираясь на постулаты римского права. Он не отрицает, что договор, заключенный между сторонами, может быть расторгнут на законных основаниях, если одна из сторон нарушила условия соглашения. Но санкционировать подобное расторжение может только судья. А в случае с монархом судить может только Бог, поскольку монарх выше любого земного закона. Впрочем, мы выше уже говорили о том, что эти вопросы Яков рассматривал чисто теоретически, поскольку не раз утверждал, что добрый король, «…даже будучи выше Закона, подчинит свои действия его рамкам ради примера своим подданным и по своей собственной свободной воле, а не как подчиненный или связанный им»109. Яков, безусловно, относил себя к разряду «добрых королей» и потому не малое место в его труде уделено рассмотрению функций, которые берёт на себя монарх. На первом месте для него, очевидно, стоит обязанность вершить суд. Подобно самому знаменитому библейскому царю Соломону обязан «разрешать все противоречия», которые могут возникнуть между его подданными, по завету апостола Павла «быть Божьим слугой для тех, кто творит добро, и Божьим слугой, отмстителем тем, кто делает зло». Задача короля «вершить Справедливость и Суд», «обеспечивать мир людям» и как «добрый Пастырь ходить перед своим Народом»110. Итак, Яков здесь опять обращается к библии и достаточно вольно цитирует выдержки из Первой и Третьей книги Царств, Послание к римлянам апостола Павла, а так же ссылается на псалмы Давида. Слова о пастыре автор вообще вводит самолично. Король делает это, чтобы придать больший вес своим словам, ведь пастырь в сознании человека того времени - тот, кто способствует поддержанию гармоничного порядка, созданного Господом. Именно правитель, воплощающий в себе все эти ипостаси, достоин называться наместником Бога над людьми. Яков отмечает, что монарх по «Закону Природы» превращается в «естественного Отца своих Ленников» в момент коронации. «И как отец связан своим отцовским долгом заботиться о пропитании, образовании и добродетельном наставлении своих детей, также и король связан заботой обо всех своих подданных»111. Весь «Истинный закон», проникнут патриархальным духом, что, впрочем, не удивительно, учитывая время его написания. Отголоски слышатся и далее, и особенно ярко проявляются в сравнении общества с человеческим телом. Яков называет правителя «головой тела, состоящего из разных членов. Голова заботится о теле, как король - о своем народе. Так, речь и управление исходят из головы, а исполнение согласно им принадлежит другим членам, каждому по его назначению. Так устроено между мудрым Князем и его народом»112. Здесь король затрагивает и механизм действия королевской власти. Нет, он не отрицает всем известную формулу: король – «говорящий закон, а закон - «немой король». Однако, как отметила Е. И. Эцина в своей работе «Идейно-политические основы раннестюартовской монархии»: «эта формула, констатирующая строгий паритет между двумя понятиями, его явно не удовлетворяла. Шотландский король стремился в этом вопросе не к установлению равновесия сил, а к утверждению приоритета позиций государя»113. Этим же объясняется его указание на то, что первые короли «распределили землю (которая вначале полностью принадлежала им), возвели и определили сословия, разработали и учредили формы правления, а из этого неизбежно следует, что короли были авторами и создателями Законов, а не Законы – королей». Затем автор переносит нас в современную ему действительность, и отмечает: «мы ежедневно видим, что в Парламенте (который является ничем иным как главным судом короля и его вассалов) подданные создают лишь проекты законов, а он один творит закон с их одобрения и по их совету»114. Из приведенных отрывков мы видим, что Яков считал себя в полном праве принимать законы или решения, словом править, не опираясь на парламент. Сама идея парламента вступала в противоречие с основами монархии, нарисованной в библии, которая является основной точкой отсчета для автора «Истинного закона».
Ещё один важный вопрос, затронутый в «Истинном законе», который касается статуса монарха – проблема собственности. Здесь Яков ссылается на «свитки нашей канцелярии», и на их основании утверждает, что «король есть Dominus omnium bonorum115 и Dominus directus totius Dominij116, все подданные - никто иные как его вассалы, от него держат свои земли, как от верховного господина, который, в соответствие с сослуженной ему хорошей службой, заменяет их держания с взимания дани на феод, с опеки на владение, возводит новые и объединяет старые без совета или санкции Парламента, либо любого другого подчиненного юридического органа»117. Словом обычная феодальная практика. Помимо процедуры земельных раздач и аноблирования118, король говорит о передаче в государственную казну бесхозных земель и сокровищ: «Ведь, если под землей был найден клад, который больше никто не хранит и не использует, то он по закону принадлежит королю. Если человек, собственник любых земель или имущества, умирает без каких-либо наследников, то все его земли и имущество отходят королю. И если бастард умирает не восстановленный в правах без прямых наследников (чье восстановление в правах находится исключительно в руках короля), то все, чем он обладал, так же отходит королю»119. Итак, Яков приходит к выводу - монарх «является верховным хозяином всей земли, так же как господином всех людей, населяющих ее, обладая властью над жизнью и смертью каждого из них»120. Подобное заключение очень органично вплетается в канву библейского текста, в уже не раз процитированной нами Первой Книге Царств, перекликаясь с предостережениями, высказанными пророком Самуилом иудеям по поводу их будущего царя. Вообще если рассматривать произведение в целом, то можно увидеть, что «Истинный закон» проникнут религиозным духом, полон цитат из Библии и параллелей из священной истории. Ален объяснял это тем, что «Яков VI тщеславно верил в мистический источник своей власти, не поддающейся рациональному объяснению»121. На наш взгляд, дело вовсе не в тщеславии, напротив, таким образом, он проявлял, заботу о своём государстве. Английский историк Уилсон совершенно верно заметил, что «сам век требовал религиозных санкций в светских делах»122. Окружая, королевскую власть таинственным ореолом, наставая на её неприкосновенности Яков стремился уберечь своих поданных от соблазна междоусобных войн или государственного переворота. Для этого необходимо поднять свой престиж. Средство, лучшее, чем обращение к библии, найти трудно. Ведь «Истинный закон» – это такая теоретическая основа. Обратимся к другому сочинению шотландского короля – «Царскому дару», и мы увидим, что теория уравновешивается в нём дельными практическими советами, следуя которым можно избежать крайностей. Этот трактат был создан практически одновременно с «Истинным законом», и впервые увидел свет в 1599 г. Но обычно историки обходят его стороной, поскольку распространено мнение, что в нём развиваются те же идеи, что и в «Истинном законе»123. С этим утверждением трудно согласиться. Да, Яков не отказывается от своей идеи божественности королевской власти, но рассматривает её уже под другим углом. «Истинный закон» - это полемический трактат, в котором развивается политическая теория, а «Царский дар» относится к сфере политической практики. Читающий его должен постигнуть искусство быть совершенным королём. И предназначался он первоначально одному читателю, о чём нам и говорит заглавие: «Царский дар, или Наставления Его Величества своему дражайшему сыну, Принцу Генри124». «Истинный закон» начинается с утверждения совершенства монархического строя, в «Царском даре» рассуждения на этот счёт практически отсутствуют, что не удивительно – едва ли существовала необходимость убеждать в этом своего преемника. Там, где Яков всё-таки касается вопроса устройства государства, речь по существу заходит о критике демократии. «Некоторые преисполненные гордыни представители духовенства приняли на себя руководство народом в то смутное время – Яков имеет в виду эпоху Реформации - найдя правление сладким на вкус, они придумали себе демократическую форму правления. И, вдоволь поживившись, (благодаря беззаконию времени)…, утвердившись в воображаемой Демократии, питая надежду стать Tribuni plebis, и через народное правление, водя людей за нос, взять всю власть.… Из-за чего я был многократно оклеветан в их народных проповедях не за какое-либо зло или грех во мне, но потому, что я являлся Королем, что они мыслили величайшим злом»125. Так же и равенство для короля - «мать смуты и враг Единства, матери порядка». Здесь конечно, опять заявляет о себе доктрина божественности королевской власти. «Господь – пишет он чуть раньше, – сделал тебя маленьким Богом, чтобы ты правил другими людьми»126. Это напоминание должно было подчеркнуть двойственную сущность короля, сакральность его власти, полученной от создателя. Яков не зря подчёркивает, что король «не есть тerе laicus127, которым его считают паписты и анабаптисты, к какой ошибке склоняются и пуритане»128. Эта цитата интересна ещё и тем, что автор указывает своих политических противников, в пику которым он развивал свою теорию. И здесь король отстаивает своё стремление на независимость от церкви.
Одним из самых важных вопросов, рассматриваемых королём в «Царском даре», является принцип наследования престола. Яков показал себя сторонником майората, когда власть наследует лишь старший сын, а остальные получают только землю. Поскольку «иначе разделом своих королевств, ты посеешь зерно разногласия и распри среди своего потомства»129. Яков особенно подчёркивает, что государь приходит к власти «не precario130 и не по праву завоевания, а, по справедливому и надлежащему наследованию»131. Позже он даёт разъяснение, не оставляющее простора для толкования: «ведь королевства навеки в Божьем расположении, а в этом случае мы лишь местодержатели, и не в руках королевских или человеческих лишение владений законного наследника»132. Стало быть, даже король не может отменить право наследования, вне зависимости от того, нравится ему его преемник, или нет. Вот и первое ограничение, казалось бы, безграничной власти. Вообще тема необходимости усмирения своеволия государя, подчинения его законам Всевышнего и естественному праву красной нитью проходит через весь трактат, и в этом его принципиальное отличие от «Истинного закона». Ещё в начале рассуждений король говорит: «Тот не может быть достоин править и руководить другими, кто не способен управлять [собой] и сдерживать свои собственные страсти и неразумные аппетиты»133. В этом сочинении мало об обязанностях поданных, но много рассуждений о долге короля перед подданными. Шотландский король говорит о двояком долге монарха по отношению к подданным: «Так как ты облачен двумя призваниями, ты должен равно заботиться о следовании им обоим. То есть, являясь добрым Христианином, ты можешь быть и добрым Королем, неся свою Службу с позиций Справедливости и Совести, что должно делать двумя различными путями. Первый [заключается] в установлении и исполнении (которое дарит жизнь Закону) добрых Законов среди твоего народа. Другой - своим личным поведением и [по образцу] своих слуг учить людей [жить] по твоему примеру»134. Итак, король обязан не только, создавать новые законы, но и следить за их исполнением. Сам же вынося свои решения, должен руководствоваться не личными пристрастиями, а принципом справедливости. Впрочем, Яков предостерегает принца от слепого следования формулировкам законов: «Законы предназначены регулировать добродетельное [людское] общежитие, а не быть капканами для ловли добрых подданных. А посему, закон должен быть интерпретирован согласно своему значению, а не буквальному смыслу»135. Иначе высший закон, по мнению Якова обращается в высшею несправедливость. Таким образом, в «Царском даре», как и в «Истинном законе», Яков Стюарт выводит образ мудрого короля-судьи как идеального правителя.
Делая акцент на судебных полномочиях монарха, Яков не забывает, однако, в своих рассуждениях и о других ипостасях правителя. Так, он уделяет особое внимание военной теме, говоря о государе, как о главном защитнике страны от внешних врагов: «Меч дан тебе Господом не только для возмездия твоим собственным подданным за зло, совершаемое ими, но и для отмщения и освобождения их от иноземного зла, направленного против них».136 Он призывает сына уважительно относиться к другим правителям, и советует не вступать в вооруженный конфликт из-за частных недоразумений. Однако если война начата, не надо стремиться к поспешному заключению мира любой ценой: «честная и справедливая война более приемлема, чем бесчестящий и непрочный мир»137. Уделяет Яков внимание и тому, как должно вести себя королю во время военных действий, особенно подчеркивая: «Не надо постоянно изображать из себя солдата, опрометчиво подвергая свою персону любой опасности, но храни себя для блага своего народа, народа, о котором ты должен заботься больше, чем о своем собственном»138. Прошло время, когда главным в бою было проявлять личную храбрость, теперь нужно было иметь стратегический талант. Успех на поле боя все больше зависел от грамотной разработки пана всей кампании, надежности материальной базы и дисциплины в армии. Поэтому рассуждения на тему войны следует рассматривать как живую и прозорливую реакцию на новые веяния времени.
Наконец, отдельные высказывания Якова в «Царском даре» посвящены роли короля в регулировании экономической сферы жизни общества. Лейтмотивом здесь является следующий тезис: «И, прежде всего, не обогащайся за счет наложения чрезмерных налогов на своих подданных, но считай богатство своего народа своим главным сокровищем»139. Даже в чрезвычайных случаях, таких как война, Яков призывает сына, как можно реже взимать дополнительные подати и использовать их строго по прямому назначению. То есть он признает за монархом право изменять налогообложение лишь в экстренных для страны ситуациях. В остальное же время государь должен изыскивать другие пути для пополнения своей казны: чеканить полновесную монету, способствовать развитию торговли и т.д. Таким образом, автор «Царского дара» в конкретных обстоятельствах оказался достаточно далек от утверждения права короля самовольно распоряжаться собственностью своих подданных, которое он формально декларировал в «Истинном законе».
Важная составляющая долга короля – явятся примером для своих поданных. Яков верно замечает, что «все люди естественным образом расположены следовать примеру своих Государей, а посему, - восклицает он, «позволь своей собственной жизни быть сводом законов и зеркалом для твоего народа»140. Вслед за чем, он подробно перечисляет и дает примеры проявления в конкретных ситуациях важнейших положительных качеств, необходимых правителю, а именно: справедливости, милосердия, великодушия, щедрости, постоянства и скромности. Превыше всего Яков ставит умеренность, которую называет Королевой добродетелей: «я имею в виду ту мудрую сдержанность, которая, руководя тобой, вначале как Королева подчинит все твои желания и страсти твоему разуму, и [затем] как Врач, мудро согласует с ним все твои действия»141. Прославляя умеренность, Яков VI яростно критикует крайности; «В чем разница между крайним блудовством, когда, прокутив все, остаешься ни с чем, и крайней скаредностью, когда, пряча все про запас, ничем не наслаждаешься?».142 Как следствие, шотландский король на протяжении всего трактата советует сыну избегать перегибов и невоздержанности. Он призывает стремиться к золотой середине во всех больших и малых делах: в церковной политике, в интерпретации законов, в пище и возлияниях, в одежде, в речи и жестах, в играх и увлечениях и т.д. Того же принципа, по мнению Якова, королю следует придерживаться в общении с подданными: «ты не должен быть столь легко доступен в любое время [для посещений], как был я сам, и, вместе с тем, не должен быть скрыт или заперт, как Персидские Шахи, назначая определенные часы для публичных аудиенций»143. В умеренности общения с поданными Яков явно перестарался. Ведь популярность монарха среди абсолютно всех слоёв общества, а не только его верхушки – одна из немаловажных составляющих поддержки его политического курса. Выросший в кальвинистской среде, он не верит в свой дар исцелять «королевскую болезнь» и отказывается налагать руки на золотушных144. Елизавета прекрасно умела поддерживать «роман с нацией». Кроме «исцеления больных», королева успешно практиковала обряд омовения ног женщинам в чистый четверг. Этот полуцерковный обряд весьма прозрачно намекал, на сакральную природу её власти. Своими частыми соприкосновениями с подданными королева добилась того, что её стали считать второй среди небесных дев и первой среди земных145. Яков не смог обеспечить себе любовь поданных. И теперь англичане вспоминают его куда реже, чем кого-либо другого из своих монархов…
На страницах «Царского дара» Яков вновь возвращается к вопросу о тирании. И, хотя по-прежнему отстаивает мнение о незаконности сопротивления правителя, каким бы он не был, но как человек трезвомыслящий, понимает, что такой исход для тирана вполне возможен: «весь свет так устает от тирана, что его падение остается практически незамеченным остальными подданными, вызывая лишь улыбку у соседей»146. Шотландский король указывает также на вред, который наносит злой правитель самому институту монархии. Ведь успех восстания против тирана может быть впоследствии закреплен законодательно, что приведет к утрате свободным государем ряда своих позиций. Разъяснив, таким образом, всю опасность скатывания к тирании, Яков дает сыну целый ряд практических советов, как избежать такой ситуации. Помимо необходимости избегать крайностей во всех сферах жизни, о чем уже говорилось выше, шотландский король предупреждает Генри о вреде лести, «язвы всех Принцев и погибели для Государств». Яков призывает остерегаться лести не только со стороны окружающих, но и самого себя: «не льсти себе в своих трудах, но прежде чем дать им ход, позволь подвергнуть их критике кого-либо из лучших специалистов в той области, с которой они связаны»147. Бичуя лесть, шотландский король отмечает важность самокритики, как противовеса этому всепоглощающему пороку: «порицай себя так жестко, будто ты являешься своим собственным врагом. Ибо если ты судишь сам себя, то не будешь судим[другими]».148 Яков предостерегает сына от ошибочного мнения, что величие монарха может оправдать его грехи. Напротив, «грех простительный (как его называют паписты) для другого, в твоем случае — великое преступление». А потому, заключает автор «Царского дара», королю всегда необходимо помнить, в чьих руках он находится, и что начало мудрости - страх Господень»149 .
Итак, таковы были политические взгляды Якова Стюарта. Подводя итог анализу его трактатов, сравним позицию автора в этих произведениях. Шотландский король делает здесь акцент на отеческой любви как на главном побудительном мотиве своего обращения к перу. Таким образом, он изначально указывает на подобающий отцу поучительно-увещевательный тон, и мудрую предостерегающую критику как на важные характеристики содержания обоих трактатов. И в этом шотландские сочинения Якова действительно близки, так же как близки и некоторые идеи, высказанные на их страницах. Принципиальная разница заключена в другом. Любящий родитель в каждом отдельном случае сосредотачивает свое внимание на потенциальных соблазнах опасных для тех своих детей, к которым он непосредственно обращается. И если в «Истинном законе» преимущественно обсуждаются возможные ошибки подданных, то «Царский дар», посвященный долгу правителя и критике злоупотреблений с его стороны, приводит в равновесие политическую концепцию Якова VI Стюарта. Свобода монарха в «Истинном законе» подкрепляется идеалом умеренности в Царском даре», верность подданных согласуется с заботой государя о «народе, тема непротивления и незаконности восстания против короля дополняется предостережением о бесславном скатывании самого правителя к тирании. Чтобы не оскорбить национальное достоинство своих подданных, шотландский король избегает говорить о несовершенстве социально-политического, экономического и церковного устройства в стране, рисуя лишь идеальную модель взаимодействия между монархом и народом, к которой нужно стремиться..
Итак, эти два трактата, написанные Яковом Стюартом в Шотландии позволяют взглянуть на проблему королевской власти и взаимоотношений между монархом и народом с двух разных сторон: с позиций самого государя и его подданных. Став английским королём, Яков рассчитывал вести себя в соответствии с построенной им моделью, но она оказалась не приемлемой для его новых поданных. Как справедливо заметила Е. Эцина, подводя черту под анализом сочинений короля: «Яков VI (I) Стюарт хотел рассказать своим новым подданным о том, каким он представлял себе совершенного короля, а они не проявили интереса к этому совершенству, сконструированному на основе старого и чуждого для них опыта своего нового государя... Чувствуя неанглийский дух этих сочинений, англичане отказывались читать их внимательно, не понимая и заранее отвергая высказанные на их страницах идеи»150. Тем более отвергли их те, кто заседал в парламенте, ведь воплощение этих идей в жизнь, значило бы лишение многих исконных прав. Так что конфликт между Яковом и парламентом при таком раскладе был неизбежен.