2.2 «Язык вражды». Типология ошибок журналиста
На протяжении нескольких лет Информационно-аналитический центр «СОВА» ведет систематический мониторинг языка вражды в так называемых респектабельных СМИ, обобщая и анализируя накопленные материалы.
Под языком вражды понимаются любые некорректные высказывания в адрес этнических и конфессиональных групп или их представителей. Высказывания эти варьируются в диапазоне от самых жестких, по сути криминальных (открытых призывов к насилию или дискриминации), до наиболее мягких, которые являются, скорее, результатом журналистской невнимательности.
Несмотря на то, что формальное ограничение не позволяет нам систематизировать и анализировать некорректные публикации, называемые «политическим», «социальным» или иным языком вражды, мы убеждены, что механизмы ксенофобных стереотипов работают если не идентично, то, по крайней мере, очень похоже для разных типов языка вражды.
Еще в 2001 году была разработана методология анализа СМИ (в первую очередь - газетных публикаций), в которой, помимо достаточно жесткой классификации некорректных высказываний по видам и степени их жесткости, огромное внимание уделялось отношению самого автора к тем или иным интолерантным заявлениям. Ведь зачастую журналист выступает лишь как ретранслятор высказываний собеседника.
Он не может выбросить из интервью с политиком рассуждения последнего о том, что «нужно каждый день говорить - русские, очнитесь!... Выгнать всех, кто тут мешает нам... в Азербайджан, в Армению, в Грузию, в Китай, во Вьетнам, в Афганистан». Но он может это прокомментировать. Вот как, например, парировал интервьюер демагогию Дмитрия Рогозина о необоснованном преследовании партии «Родина» за возбуждение национальной ненависти:
«Д.Рогозин: Мы ж не говорим «бей чурок или этих самых... черно... черно... попых каких-то.
Журналист: Да уже, считай, сказали...».
На сегодняшний день общество отчетливо осознало проблему ксенофобии и этнонационализма. СМИ неоднократно заявляли о своем желании подключиться к обсуждению темы. С одной стороны, это положительный момент, но с другой стороны — пресса, телевидение фактически еще не готовы к этому. Лакмусовой бумажкой можно назвать то, как СМИ освещают тему скинхедов. По мнению Галины Кожевниковой, заместителя директора информационно-аналитического центра "Сова», если раньше сообщения о нападении этих групп выглядели как криминальная хроника, то теперь — как реклама. Ввиду сложившейся ситуации возникла потребность сформулировать перечень особенно частых ошибок журналистов.
Во-первых, небрежность журналиста. Безусловно, от небрежности никто не застрахован. И бессмысленно упрекать в ней журналиста только потому, что он журналист. Но совокупность этих «небрежностей» может привести к довольно серьезным последствиям.
Вот наиболее безобидный, скорее даже курьезный, пример подобного высказывания. Журналист, рассуждая о допустимой норме ксенофобии, спрашивает у эксперта об уместности «анекдотов про хохлов или, извините, евреев». То есть, он совершенно не задумывается об унизительном оттенке слова «хохол» и при этом почему-то извиняется перед тем, как произнести слово «еврей», видимо, имеющее для него какой-то негативный смысл.
Однако, существуют гораздо более серьезные примеры, порой ведущими к настоящим трагедиям. После взрывов жилых домов в 1999 году в Москве царила настоящая истерика. И вот однажды, одна из центральных газет сообщила, что задержан подозреваемый в участии в этих терактах. При этом в газете была названа вымышленная «кавказская» фамилия. А на следующий день в одной из московских школ был жестоко избит мальчик с такой фамилией. Когда же его мать попыталась возмутиться, директор школы заявила, что в ее школе дети террористов учиться не будут.
Как частный, но наиболее распространенный случай журналистской небрежности рассматривается не мотивированное обстоятельствами упоминание этничности в описании криминальных эпизодов. Никто не сочтет проявлением языка вражды рассказ о похождениях темнокожих мошенников, выдававших себя за дипломатов одного из африканских государств. Ведь в данном случае именно внешний вид аферистов был неотъемлемой частью преступления. Но это едва ли не единственный случай, когда подобное упоминание было оправданным. Но в газетах-то мы чаще всего читаем о том, что «магазин ограбили москвич и два таджика», или о том, что «кавказцы-налетчики были в масках». Откуда журналисту известно, что это были таджики или кавказцы, тем более, что они, согласно самому же сообщению, были в масках?
Так уж повелось у нас, если преступление совершил один выходец из Северного Кавказа, то СМИ трубят о преступной деятельности кавказской общины. Герой видео (Приложение №4) говорит о том, что порой для сотрудника правоохранительных органов достаточно только записи в паспорте, говорящей о том, что человек выходец из Сухуми, чтоб его задержать. Журналистам же порой достаточно одного слуха о том, что где-то что-то натворили смуглые парни, чтоб обвинить во всех грехах осетинов, грузинов, армян, дагестанцев и так далее. Зачастую, СМИ даже не пишет полностью национальность, обходясь словами «даги», «ары», «хачи». И это, безусловно, создает определенное настроение в народе.
Чтобы представить, как прочно укореняется и как активно подпитывается представление о «нерусской» преступности в России, достаточно взглянуть на результаты мониторинга прессы: в 2001 году подобных публикаций было всего 6 процентов от общего количества негативных высказываний, а к 2004 году она выросла до 38 процентов.
После такого «информационного удара» любые рассуждения о том, что «преступность не имеет национальности» остаются пустыми заявлениями: если изо дня в день упоминать о том, что преступление совершают люди конкретной этнической группы, а затем заявить, что большинство преступлений в Москве совершают, скажем, «кавказцы», никаких доказательств это уже не потребует. А чиновника или милиционера, заявляющего обратное, в лучшем случае заподозрят в некомпетентности, а в худшем - припишут ему высказывания, которых тот не произносил.
Например, представители ГУВД Москвы, в том числе и его руководитель генерал-лейтенант Владимир Пронин, неоднократно заявляли, что в обществе существует ложный стереотип о том, что большинство преступлений в Москве совершается «кавказцами»: «Да, иногородняя преступность в Москве - 45 процентов. Но это необязательно кавказцы, мигранты. Совершают криминал у нас в основном калужские, тульские, ивановские жители, которые освободились из мест лишения свободы».
Уже через день после одного из таких заявлений весьма респектабельная российская газета опубликовала статью о миграционных проблемах Москвы, изобилующую некорректными этническими обобщениями и при этом анонсированную, со ссылкой на московское ГУВД, следующим образом: «...На двух москвичей приходится один нелегальный мигрант, от которого можно ждать чего угодно, 45 процентов преступлений, совершаются иногородними» (пунктуация оригинала).
Проблема адекватной передачи информации возникает даже на уровне вполне официальных заявлений. Например, 30 марта 2005 года губернатор Красноярского края А.Хлопонин заявил: «Мы гостям, конечно, рады. И национализм нам претит. Но статистика неумолима: в ушедшем году, например, согласно данным... управления по делам миграции ГУВД края,... каждое пятое преступление в крае совершалось таджиками ... Хотя в крае их проживало всего восемь с половиной тысяч человек».
А между тем, краевое ГУВД заявляло совсем не об этом: говорилось, что такая статистика верна лишь для преступлений, совершенных в крае иностранными гражданами, а не для всех преступлений, как это преподнес А.Хлопонин. Таким образом, всего лишь одно слово, упущенное губернатором, «увеличило» криминальную «этническую» статистику в разы. На каком этапе это слово «выпало» при подготовке речи, не так и важно, главное - вряд ли у читателя возникли какие-нибудь сомнения. Есть ведь доверие к слову губернатора, да и к печатному слову как таковому. Некорректный заголовок или анонс. Проблема некорректного заголовка или анонса не раз отмечалась исследователями. И заголовок, и анонс - это не только журналистика, но и реклама. У них соответствующие задачи и цели -привлечь и удержать внимание зрителей или читателей. И зачастую одна-две некорректных, но ярких фразы запоминаются сильнее, чем вся работа журналиста.
Например, один из тюменских интернет-порталов опубликовал статью «Хлеб у тюменских безработных отнимают гастарбайтеры». Броский заголовок сопровождался не менее броской иллюстрацией, на которой несколько китайских лиц были крест-накрест перечеркнуты красной краской. Под этой «шапкой» содержалось вполне корректное изложение обсуждения, прошедшего на заседании областной межведомственной комиссии по вопросам привлечения и использования иностранных работников в Тюменской области.
Однозначный вывод, который можно сделать по прочтении текста -никто ни у кого «хлеб» не отнимает: «Среди мигрантов привлекаются к работе в основном мужчины, в то время как 2/3 безработных у нас женщины. 60% безработных в Тюменской области - сельские жители, в то время как более 70% всех вакансий - в городе».
А вот пример некорректного анонса. Он тем более показателен, что предварял одну из наиболее удачных и сбалансированных телепрограмм, посвященных проблемам ксенофобии, которые доводилось видеть за долгие годы:
«Фонд «Город без наркотиков» объявил войну таджикам. Фондовцы утверждают, что весь героин приходит в Свердловскую область из Таджикистана. Они требуют введения визового режима с Таджикистаном. А на организованном ими митинге звучали требования выселить таджиков из Свердловской области. Что страшнее: наркоторговля или национализм?»
Фактически получается, что журналист сам солидаризуется с тезисом о криминальности «таджиков», хотя в самой программе он от подобных утверждений дистанцируется.
Статистические «соблазны». Количественные показатели всегда очень «украшают» публикацию, придают достоверность даже самым сомнительным утверждениям. Однако нередко журналист не может грамотно этими данными воспользоваться. И речь здесь даже не о том, что в статьях зачастую не могут быть адекватно воспроизведены цифры, озвученные на какой-либо пресс-конференции. Речь о самом отношении к «цифре». Сами по себе статистические данные - лишь рабочий материал для специалистов самого разного профиля, требующий не простого воспроизведения, а анализа. Журналист же, как правило, использует статистику лишь в качестве иллюстрации, которая может коренным образом изменить восприятие даже самого нейтрального текста, не говоря уже о радикальном усилении «звучания» текста ксенофобного.
Вот лишь самые недавние примеры. После массовых беспорядков в парижских пригородах, вспыхнувших в ноябре 2005 года, в российских СМИ появилась волна публикаций на тему «возможно ли повторение этих событий в России (Москве)». Надо при этом отметить, что сами парижские события освещались в России крайне неадекватно, не просто в антимигрантском, а в откровенно расистском ракурсе. И именно в таком же разрезе преподносились футурологические рассуждения в отношении России, большинство из которых строилось на «демографической» статистике весьма авторитетных научных центров.
И вот 8 ноября 2005 года «Комсомольская правда» публикует подборку мнений под общим заголовком «Иноземцы заселили полстраны». Содержащиеся в публикации утверждения вполне соответствуют истеричности заголовка: «Юг и Центральная Россия почти потеряны для коренного населения»... « [в Ставропольском и Краснодарском краях ...] на десять коренных жителей уже приходится 3-4 мигранта с Северного Кавказа и Средней Азии». И так далее. Доказательством этих утверждений являлась опубликованная здесь же «карта миграции», с которой взяты все приводимые автором цифры.
Однако рассуждая об иноземной и «инородческой» угрозе в ноябре 2005 года, автор почему-то забыл упомянуть о том, что и карта, и цифры -это совокупные данные о миграции за ... 1992-2000 гг. То есть эти цифры отражают динамику с момента распада СССР и, таким образом, означают не «орды инородцев», а, в первую очередь, исход этнически русского населения из бывших советских республик: Кавказа и Центральной Азии (это, кстати, видно в легенде карты, но только в том случае, если ее внимательно рассматривать).
Смешение социальной проблематики и этнической риторики.
Очень часто мы можем наблюдать, как огромные социальные, криминальные и тому подобные проблемы, существующие в России, обсуждаются исключительно в рамках этнической или конфессиональной терминологии.
Речь не идет о сознательных провокациях, в которых реально существующий социальный конфликт переводится в «этническую» плоскость, как это сделала, например, Юлия Калинина в 2003 году. Тогда она представила марш протеста бесквартирных офицеров российской армии как происки «арбузной/кавказской мафии». Речь - о неспособности журналиста отделить реальную проблему от существующего этнического или конфессионального стереотипа.
Например, как-то раз «Московский комсомолец» «осчастливил» своих читателей антимусульманской статьей, эпиграфом к которой было вынесено утверждение самого же автора «Не все мусульмане террористы, но все террористы мусульмане» (что является очевидной неправдой). И уж конечно, всем знакомы неправильные утверждения типа «все чеченцы бандиты» или «все цыгане наркоторговцы». И любой здравомыслящий человек понимает, что утверждение «наркоторговля процветает из-за цыган» равноценно утверждению про ветер, который дует, потому что деревья качаются.
Отрицание гражданства по этническому принципу. Причин этого явления, безусловно, много. Это и многолетние боевые действия в Чечне, которые уже давно всеми воспринимаются исключительно как «война России с Чечней» - то есть явление скорее внешнее, чем внутреннее. Это и проблема коммуникации (в том числе и информационной) между субъектами Российской Федерации, которую один из экспертов однажды сформулировал так: «Глухие регионы не слышат слепую столицу». Это и постоянное появление на страницах газет недопустимых с точки зрения русской грамматики выражений типа «москвич и два таджика».
И вот уже журналист спрашивает воронежца, этнического чеченца, давно ли тот приехал в Россию, или осуждает женщину, которая сдавала квартиру «азербайджанцам, дагестанцам и прочим иностранцам».
Первоначально подобные высказывания относились исключительно к уроженцам Северного Кавказа. Однако, постепенно они начали охватывать все новые и новые этнические группы. Например, из рассуждений о «концентрации иммигрантов» в Москве, можно узнать, что «почти по всему городу достаточно равномерно расселились татары».
А иногда в некоторых популярных изданиях можно встретить даже такие пассажи: «Жулики сидят. Оказались ими двое кавказоязычных россиян... и... якут. Все они находились в Нижнем Новгороде нелегально, по транзитной визе». Какая виза нужна россиянам на Волге? Как вообще такие авторы представляют себе карту России? И что значит «кавказоязычный»? А ведь именно эти эмоционально насыщенные рассуждения, а не какие-то политические или даже экономические мотивы наиболее эффективно работают «на публику».
Таким образом, СМИ, которые могли бы исправить настроения граждан на толерантные и терпимые, наоборот, подливают масла в огонь, озлобляя русских против других народов России. Ведь, когда человек читает, что в Москве (или еще где-то, неважно) группа дагестанцев нападает на женщин, бьёт их по голове тяжелыми предметами, отбирает сумочки и ценные вещи, хочешь, не хочешь, но станешь негативно относиться к любому кавказцу. Или, что еще хуже, примкнешь к тем бритоголовым, которые царапают на себе свастику и орут на всех углах: Россия для русских. О фашизме в России говорит сетевой публицист, как он себя называет, Дмитрий Пучков (Приложение №5). Вопрос: «Почему в России массово распространены идеи фашизма?». Пучков отвечает: «Потому что население России массово поражено шизофренией.<...> Брать идеи граждан, которые приходили с целью физического уничтожения нас как человечьей разновидности.это, на мой взгляд, надо быть человеком душевно больным...».