2.2 Имена собственные, имеющие пространственное значение
Отдельную группу, входящую в смысловое ядро концепта «пространство», составляют имена собственные. Особое место занимают наименования городских и внутригородских объектов, которые составляют своеобразную и очень сложную систему пространства. В них отражаются не только политические, социальные и другие взгляды общества, но и определенные пространственные отношения, пространственные границы в тексте романа. Названия рассматриваемых внутригородских объектов интересны своей подвижностью. Они выполняют различные функции. Так топонимы в романе не только решают задачи ориентирования и определения местоположения героев, вражеских укреплений, а чаще всего отражают социальные характеристики места.
Мы выбрали из текста романа Д.М. Глуховского «Метро 2033» две группы имен собственных: топонимы и антропонимы. Топонимы романа – это:
1. Названия станций: Ботанический Сад, Медведко, Алексеевская, Проспект Мира, ВДНХ, Рижская, Савеловская, Охотный ряд, Библиотека им. Ленина, Боровицкая, Чистые пруды, Тимирязевская, Павелецкая, Китай-город, Савеловская, Тульская Полянка, Парк Победы, Смоленская, Маяковская, Тверская, Бауманская, Пушкинская, Чеховская, Беговая, Октябрьская,Полежаевская и т.д.
2. Названия линий: Филевская линия, Сокольническая линия, Добрынинская, Южная дуга, Арбатско-Покровская линия, Северная дуга, Курская дуга, Таганская дуга, Октябрьская дуга, Красная линия и т.д.
Проанализируем названия нескольких, ключевых, на наш взгляд, названий станций. Прежде всего, это ВДНХ (на этой станции живет главный герой), Ботанический сад и Проспект Мира, станция которая олицетворяет собой границу.
На первый взгляд, выбор станции, на которой живет главный герой и на которой происходит действие – случаен, но это только на первый взгляд. ВДНХ – выставка достижений народного хозяйства. Эта станция была когда-то символом величия достижений социалистического государства. Главная достопримечательность около метро «ВДНХ» — ВВЦ или Всероссийский Выставочный центр. Он представляет собой огромное пространство, на котором размещены многочисленные выставочные павильоны (в романе это пространство недосягаемое, манящее, но опасное), поэтому, помещая своего героя на данной станции, автор подчеркивает, что это уютный мирок, в котором нет голодных, царит порядок: «На ВДНХ гордились тем, что, несмотря на удаленность от центра, от главных торговых путей, поселенцам удавалось не просто выжить в ухудшающихся день ото дня условиях, но и поддержать, хотя бы только и в пределах станции, стремительно угасающую во всем метрополитене человеческую культуру. Администрация станции старалась уделять этому вопросу как можно большее внимание. Детей обязательно учили читать, и на станции даже была своя маленькая библиотека, в которую, в основном, и свозились все выторгованные на ярмарках книги… И жители ВДНХ с гордостью считали свою станцию одним из последних оплотов культуры, северным форпостом цивилизации на Калужско-Рижской линии». Еще очень важно, что это одна из величественных станций, свод ее просторного зала поддерживают 18 мощных пилонов, облицованных белым с серыми прожилками мрамором. Путевые стены покрыты плиткой желтого цвета сверху и черного снизу. Пол выложен серым и красным гранитом. Зал освещается люстрами с плафонами из прозрачного хрусталя. Украшениями станции служат «своды, элегантные, но сдержанные линии арок, ажурная ковка медных вентиляционных решеток между ними, ряды палаток в зале».
Ботанический сад – это станцияМосковского метрополитена, расположенная на Калужско-Рижской линии, между станциями «Свиблово» и «ВДНХ». В романе – это станция, от которой исходит опасность, отсюда надвигается угроза на хрупкий мир людей, загнанных под землю, ограниченных в пространстве. Станция Ботанический Сад когда-то не уступала по красоте архитектуре ВДНХ. В южном вестибюле установлены художественные скульптурные цветники из поливной керамики. Стены станции облицованы белым мрамором. Путевые стены украшают пять парных панно с сюжетами на темы природы. На панно отчеканены яблоки, виноград,рута, цветы, выполненные в металле с подсвечиванием. До 2005 года отличительной чертой станции являлось плохое освещение. Она была самой тёмной в московском метро. В произведении станция Ботанический сад самое мрачное и вместе с тем ужасающее место: «Ботанический Сад и ВДНХ (Выставка достижения народного хозяйства, которая располагалась на поверхности, в городе)срослись вместе в одну темную, непроходимую чащобу, среди которой высились облупленные белые купола и крыши павильонов Выставки». Ботанический сад – это своеобразный «проход» из относительно спокойного мира станций в мир города. Внимание героя неустанно направлено в сторону Ботанического Сада, поскольку оттуда что-то угрожает хрупкому равновесию спокойствия замкнутого беспомощного мира «МЕТРО».
Другая станция Проспект Мира, напротив, отличалась своей обустроенностью и вместе с тем освещенностью, поскольку пользовалась покровительством группировки Ганза. Это действительно станция МИРА! Этим станция отличалась от других станций. Ее освещение не было похоже ни какое другое. Это были не просто светильники, что освещали метро, а «маломощные лампы накаливания, свисавшие через каждые двадцать шагов с провода, протянутого под потолком через всю станцию». Для Артема, привыкшего к мутно-красному аварийному свету родной ВДНХ, «неверному свечению пламени костров, к слабому сиянию крошечных лампочек из карманных фонарей, освещавших изнутри палатки», это казалось чем-то необыкновенным, «это был тот самый свет, что озарял его раннее детство». Поэтому когда Артем достиг станции Проспект Мира, он не кинулся к торговым рядам, а прислонился спиной к колоне и прикрыл рукой глаза, пытаясь насытиться светом. Скорее лексема «свет» в данном смысле будет играть особую роль в создании принципиально иного пространства. Для героя Проспект Мира – граница, которую необходимо преодолеть, чтобы достичь Города, Полиса, где все устроено иначе и также светло как и здесь.
В романе Д.М. Глуховского «Метро 2033» существуют не только реальные топонимы, т.е. реальные названия станций метро, но и «выдуманные» автором. Д.М. Глуховскийвыделяет четыре крупных пространственных объединения, которым дает собственные названия:
1. Ганза — сообщество станций Кольцевой линии.
2. Полис — обитают на Арбатской, Библиотеке им. Ленина, Боровицкой и Александровском саду.
3. Красная линия — объединение станций Чистые Пруды (Кировская), Лубянка (Дзержинская), Охотный Ряд (Площадью Свердлова), Спортивная (Коммунистическая), Сокольники (Сталинская), Преображенская площадь (Знамя Революции). Некогда Сокольническая линия.
4. Четвёртый рейх. Станции Чеховская, Пушкинская и Тверская.
Свое названиеКрасная линия получила благодаря возрождению коммунистической партии в московском метро.Лидер этого движения, товарищ Москвин, после провала построения коммунизма на территории всего метрополитена (советская власть плюс электрификация всего метро), диалектически обосновал возможность построения коммунизма на одной отдельно взятой ветке. Волей приверженцев коммунистической политики названия ряда станций были изменены, равносильно как это делали некогда большевики в 1917 году и во времена перестройки: Спортивная переименована в Коммунистическую, Сокольники – в Сталинскую, Преображенская площадь – в Знамя Революции и т.д., а в результате на выходе получается идеологически сплоченная конфронтация - Красная линия: «Но с тех пор, как слова «красная линия» стали писаться с большой буквы, и кумачовый стяг повис над переходом на Чистые Пруды, да и собственно Чистые Пруды перестали быть таковыми, нечего уже было и думать о том, чтобы пытаться попасть в Полис наикратчайшим путем». Д.М. Глуховской пишет: «Оставшиеся в живых ветераны, бывшие комсомольские деятели и партийные функционеры, непременный люмпен‑пролетариат, – все стекались на революционные станции. Сколотили комитет, ответственный за распространение новой революции и коммунистических идей по всему метрополитену, под почти ленинским названием – Интернационал».
Красная линия выражает собой вновь возродившееся социально-коммунистическое движение. Ее сторонники ведут ужесточенную политику объединения и распространения коммунистической программы. Так называемый Интернационал помимо подготовки «профессиональных революционеров» пропагандисткой деятельности занимается навязчивой, бессмысленной и без того ненужной военно-стратегической политикой: «В основном, обходилось малой кровью, поскольку изголодавшиеся люди на бесплодной Сокольнической линии жаждали восстановления справедливости, которая, в их понимании, кроме уравниловки и не могла принять никакой другой формы». Коммунистическая линия живет особняком, объединив несколько станций под своим флагом. Ее жители, как и раньше, уверены в непоколебимости своих идеалов и необходимости их распространения. В произведении Д.М. Глуховского «Метро 2033» это железное социалистическое объединение готовое к конфронтации, отстаиванию своих интересов и представляющая собой серьезного оппонента. «Красная» по взглядам, по социальному устройству.
Другое имя собственное автор дает не менее мощному объединению – «Ганза». Ганзейский союз или Ганза в истории — союз немецких свободных городов в XIII—XVII веках в Северной Европе, образовавшиеся в целях защиты торговли и купечества от власти феодалов. В произведении это историческое образование невольно ассоциировалась с ситуациейкольцевой линии.
Объединение станций Кольцевой линии образует в произведении содружество именуемое «Ганза». Ганзой называлось содружество тех станций Кольцевой линии, что находились на пересечении всех остальных. Подобное положение оказалось выгодным для торговых путей. С самого начала оно представляло собой интерес для коммерсантов со всех концов метро. «Они богатели с фантастической скоростью, и вскоре, понимая, что их богатство вызывает зависть слишком у многих, приняли единственно верное решение. Они объединились. Официальным их названием было «Содружество Станций Кольцевой Линии», но в народе они звались Ганзой».
Ганза поначалу включала в себя лишь часть станций, объединение происходило постепенно и поэтапно. Однако даже в самом начале своего существования данный альянс заявил о себе как о сильнейшей «капиталистической державе». Ганза – это символ еще одного социального обустройства – капиталистического.
Жители Четвертого рейха получили свое название благодаря продолжению националистической политики, развитию идей и традиций Третьего рейха. Это своего рода группировка неонацистского империализма, будущее объединение людей белой расы в их борьбе за сохранение и выживание своей культуры. Приверженцы Четвертого рейха не уступают в силе сплоченности и продуманности, особенно в национал-социалистических декоративных излишествах: возведение мощных баррикад, две дюжины автоматчиков, камуфляж, черные береты надетые на обритые головы, белые повязки «некое подобие немецкой свастики» с тремя концами, стены изрисованные крестами, орлами, лозунгами и проклятиями в адрес всех нерусских. Все записи в угоду отца национал-социализма делаются на немецком языке, на любом удобном месте штрихуются силуэт орла, трехконечная свастика, и, разумеется, компрометирующий знак «с несчастным черным человечком». Идеология жителей национал-социалистического рая видна во многочисленных лозунгах: «Метро – для русских!»; «Черномазых – на поверхность!»; «Смерть крысоедам!»; и даже в лозунгах соц-коммунистического стиля: «Каждый мужчина – это солдат, каждая женщина – мать солдата!». Были и другие, более отвлеченного содержания: «Вперед, в последнюю битву за величие русского духа!»; «Огнем и мечом установим в метро подлинно русский порядок!»; и даже сравнительно нейтральное– «В здоровом теле – здоровый дух!».
Таким образом, неонационал-социалисты отличились особой избирательностью и исполнительностью. Однако их слава мало кого беспокоила. По политическим взглядам те оказались весьма разборчивы и лишних неудобств не доставляли. Некоторые герои и вовсе ничего знать не знали о «Четвертом или Пятом Рейхе». Занимаются ребята целенаправленным истреблением «ни одной черномазой твари ближе трехсот метров от Великого Рейха» и справляются. Пространство Четвертого рейха наполнено тревогой, которая напрямую связана с описанием станции, где держат главных героев: «Действительно, очень здесь много было изображений орлов, трехконечных свастик, повсюду лозунги и изречения, тщательно, с любовью вырисованные готическими буквами». Такая атмосфера настраивает на вражду и на безнадежное принятие своей участи. Здесь чтят вновь возродившиеся законы с новой волной и силой.
Однако в произведении есть и другое загадочное место, нетронутое идеологией и стоящее особняком, так называемый Полис: «На этой огромной жилой территории размещался последний подлинный очаг цивилизации, последнее место, где жило так много людей, что провинциалы, однажды побывавшие там, не называли уже это место иначе как Город. Кто-то дал Городу другое название – Полис, впрочем, означавшее то же самое, и отчего-то, может, потому, что в этом слове слышалось далекое и еле уловимое эхо могучей и прекрасной древней культуры, словно обещавшей свое покровительство поселению, чужое слово прижилось». В древности Полис представлял собой форму государства, объединяющей частных землевладельцев, а также граждан, занимающихся различными промыслами и ремёслами. Полис был социально-экономическая организацией, при которой эти землевладельцы и ремесленники, будучи полноправными его членами, имели право на собственность. Полис примерно соответствует современному понятию «свободное народное государство» и является антагонистом «деспотии». Полис – автономная гражданская община, принадлежность к которой наделяла гражданина определенным набором прав (правом владения землей, собственностью, правом участвовать в политической жизни, правом служить в армии).
В произведении Д.М. Глуховского«Метро 2033» Полис — культурная и духовная столица метрополитена, в её сохранности заинтересованы все обитатели метро. Здесь сформировалось своеобразное кастовое общество. Главные касты — хранители («брамины»), собирающие книги и работающие с ними, а также военные («кшатрии»), образовавшиеся из-за эвакуациии в метро расположенных рядом РГБ и Генштаба. Представители этих двух каст образуют Совет Полиса, однако, отношения между ними напряжённые. Помимо них существуют купцы и слуги. Принадлежность к касте неизменна в течение жизни, однако не наследуется, а выбирается самим человеком по достижении 18 лет.
Главный герой произведения постоянно размышляет об этом «живом райском островке», возникшее безо всякой охоты и покушения на мировоззрение людей. Для него это легендарное место, хранимое неизвестной силой, существующее в противовес или наперекор традиционному кровавому истреблению. Оно для него – подлинная свобода, направленная на сохранение всех ценностей человеческого творения, мысли и собственно человеческой личности.
Ценности, которые царили в этом Городе – искусство и знания: «только Полис посылал сталкеров за книгами. Только там знания имели такую ценность, что ради них были готовы рисковать жизнями своих добровольцев, выплачивать баснословные гонорары наемникам и отказывать себе в материальных благах во имя приобретений благ духовных». Главный герой стремится туда изо всех сил и живет одной лишь мыслью достижения поставленной цели.
Д.М. Глуховский описывает это место как единственно дружелюбное, где каждого «ждали всегда с распростертыми объятиями, потому что правили здесь их собратья». Только в Полисе можно было все еще встретить дряхлых профессоров, последних художников, артистов, поэтов, последних физиков, химиков, биологов: «Тех, кто внутри своей черепной коробки хранил все то, чего человечеству удалось достичь и познать за тысячи лет непрерывного развития. Тех, с чьей смертью все это было бы утрачено навек».
Это оказалось по-настоящему необычное место, которое в тяжелых условиях было стойко и непоколебимо, «несмотря на кажущуюся непрактичность и идеализм руководства». Полис стоял год за годом, и беды обходили его стороной, а если «что‑то угрожало его безопасности, казалось, все метро готово было сплотиться для его защиты». Отголоски последних сражений, происходивших там во время памятной войны между Красной Линией и Ганзой, уже затихли, и вновь «вокруг Полиса образовалась тонкая волшебная аура сказочной неуязвимости и благополучия». Герой, в конечном счете, ассоциирует это место со светом, где «беспощадное сияние ламп» испепелило все тени до одной…
Остальные группировки и союзы политически менее ощутимы, им не удалось территориально широко распространиться и утвердить свои взгляды в более широкие сферы влияния. Из этих мелких группировок стоит упомянуть Свидетелей Иеговы с Серпуховской, сатанистов из Люблино, людоедов с Парка Победы, бандитов с Китай-города, бомжей с Сухаревской и мутантов с Филёвской линии.
Вторая группа имен собственных – антропонимы романа, которые напрямую не связаны с пространством. Антропонимы, скорее, отражают характер персонажей романа, создают ассоциативные ряды, отправляя нас к каким-то прецедентным текстам.
Мы выделяем 2 группы антропонимов:
1. Личные (невыдуманные) имена: Артем, Петр Андреич, Андрей, Женька, Михаил Порфирьевич, Ванечка, Марк, Тимофей, Данила, Антон, Олег, Делягин, Оганисян, Михаил, Твалтвадзе, Москвин, Ивашов и др.
2. Вторые имена (прозвища): Хантер, Мельник, Хан и др.
Первая группа многочисленна за счет традиционных имен героев.
Имя главного героя – Артем. У главного героя нет «второго имени», т.е. прозвища, на протяжении романа он остается «Артемом». Однако как-то в диалоге с Ханом он оправдывается:
«– Как зовут тебя?
– Меня – Артем, и я не знаю, кем я был в прошлой жизни. Может, раньше мое имя тоже было позвучнее».
В романе Д.М. Глуховского второе имя или прозвище имеет огромное значение и свою историю, которая отражает социальную и психологическую характеристику персонажа. Данная группа представляет собой особый интерес для анализа, поскольку, как мы и говорили выше, собственно выдуманные имена, прозвища целостно раскрывают характер и деятельность персонажа. Главное, что их объединяет – это сильная концентрация на образе посредством некого «именного таинства». Артем часто задает вопрос о значении вторичных имен, интересуется их возникновением. Благодаря возможностям диалога раскрывается история второго имени героя:
«– Ах, вот для чего… передавай, что Хантер… Хантер спрашивал. Охотник. Привет передавал. – Хантер? Это ведь не имя. Это что, фамилия ваша? Или прозвище? – допытывался Артем.
– Фамилия? Хм… – Хантер усмехнулся.
– А что? Вполне… Нет, парень, это не фамилия. Это, как тебе сказать… Профессия».
Та же ситуация обстоит и с другим участником – Хан.
«– Теперь, пожалуй, мы с тобой можем и представиться друг другу. У меня есть обычное имя, похожее на все те имена, которые окружают тебя в этой жизни. Оно слишком длинно и ничего обо мне не говорит. Но я – последнее воплощение Чингиз Хана, и поэтому можешь звать меня Хан. Это короче.
– Чингиз Хана? – недоверчиво посмотрел Артем на своего собеседника, отчего то больше всего удивляясь тому, что тот отрекомендовался именно последним воплощением, хотя в реинкарнацию он вообще то не верил.
– Друг мой! – оскорбленно возразил Хан, – не стоит с таким явным подозрением изучать разрез моих глаз и манеру поведения. С тех пор у меня было немало иных, более приличных воплощений. Но все же Чингиз Хан остается самой значительной вехой на моем пути, хотя как раз именно из этой жизни, к своему глубочайшему сожалению, я не помню ровным счетом ничего.
– А почему Хан, а не Чингиз? – не сдавался Артем. – Хан ведь даже не фамилия, а род деятельности, если я правильно помню.
– Навевает ненужные ассоциации, не говоря уже об Айтматове, – нехотя и непонятно пояснил тот, – и между прочим, я не считаю своим долгом давать отчет об истоках своего имени кому бы то ни было».
Таким образом, каждый герой выбирает прозвище, отвечающее его духовному состоянию и виду деятельности. Подразумевается, что носитель гордого и благородного прозвища вбирает в себя те качества, которые вкладываются в его второе имя. Он как бы олицетворяет себя с его значением: немаловажен смысл, звучание, а главное ассоциативная подоплека имени. Прозвище-имя становится своеобразным тотемом, хранителем его носителя, защищающим от неудач, и напротив, приносящий успех. Чего не скажешь, например, о Мельнике: «Его зовут Мельник. Прозвище, наверное», но Артем ошибается. Интересующий нас герой не придумывал себе прозвище, оно образовалось само, естественным путем трансформации фамилии полковника – Мельников. В любом случае всякое второе имя – достойное имя сталкера. Таким образом, автор как бы сближает нас с персонажами такого типа. Для других они недосягаемые легенды, чье имя и слава на порядок опережает их действия, для нас они герои, с которыми нам посчастливилось познакомиться.
В произведении достаточно условно можно выделить третью группу, где участники повествования не имеют личных имен, с ними не происходит знакомство, в произведении они чаще всего встречаются как сопровождающие, начальники караулов, сторожи, часовые и т.д. Например, Ульман, человек, черные и т. д.: «Артем посмотрел на дюжего бойца, идущего по другую сторону носилок, которого сталкер называл Ульманом». Его имя звучит для нас загадочно и отстраненно. Мы можем лишь предполагать о реальности или, напротив, условности этого имени.
Иногда имени и вовсе не существует, здесь мы отстраненно наблюдаем за действиями незнакомцев. Их имена не значат для нас ничего. Так автор поступает с периферийными несюжетообразующими персонажами. «Давай в машину! – крикнул человек с пулеметом».
Нет имен и у чудовищ, подобных людям. Здесь автор как бы связывает утрату имени вместе с человечностью.
«– А как они вообще выглядят, эти черные? Ты же у нас по этой части специалист, – спросил у Артема Павел.
– Страшно очень выглядят. Как… люди наоборот, – попытался описать тот. – Полная противоположность человека».
С одной стороны – антропонимы, в отличии от топонимов, не связаны с понятием пространства, но, с другой стороны, - именно люди «обживают» пространство: «любил он (Андрей) туннель и знал его хорошо, все ответвления – от пятисотого метра…», «черные сразу вперед бросались», «к нам приближались три фигуры».
Таким образом, имена собственные в своей совокупности играют огромную смыслоорганизующую и «пространствоорганизующую» роль в произведении. Возможности имен собственных позволяют концентрировать смысл данного пространства, раскрывать его сакральное значение. Мы считаем, что имена собственные играют большую роль, воссоздания пространства в произведении, поскольку способны существовать в единстве внешнего и внутреннего значениях. Такую роль выполняют как топонимы, так и антропонимы романа.
Итак, в романе, благодаря топонимам и антропонимам пространство – это некие места, имеющие названия и несущие сгустки идей, религий, мировоззренческих установок, разнообразных политических, религиозных и общественных коалиций. Благодаря топонимам и антропонимам концепт «пространство» наполняется культурологическим, социологическим, этническим смыслом.